Евгений Крушельницкий - Сами о себе. На рубеже тысячелетий

В. Жельвис

Папа Иоанн Павел II покаялся перед греками за разгром крестоносцами Константинополя в 1204 г., а мы покаялись ли за то, что наши отцы и деды громили усадьбы, братались с врагом на фронте, убивали своих офицеров, служили в ВЧК-КГБ, доносили на соседей, выслуживали большевицкие чины, учиняли голод в Поволжье и на Украине, громили церкви, хулили Бога, глумились над историей отечества и над славными именами героев России?

А. Зубов

Расказачиванье, раскулачиванье уничтожили миллионы лучших землевладельцев. Великий террор 1930-х и война 1941—1945 гг. довершили уничтожение тех, кто способен был сопротивляться, объединяться для борьбы за жизнь, честь, свободу и благополучие свое и своих детей. Выжили те, кто были послабее, посговорчивей, кто подчинился законам советского мира. … Даже те, кто в самом сокровенном уголке души ещё таили отвержение человеконенавистнического режима, были сломлены страхом и вынужденной ложью. Их дети уже просто были не научены различению добра и зла. <���…> Те, кто престали ненавидеть зло большевизма, превращались в соучастников его деяний и уже не были русскими людьми, но и людьми как таковыми, превращаясь в дьяволов во плоти, глушивших водкой остатки в себе образа Божьего.

А. Зубов

У нас сейчас страна лжи. У меня есть друг, крупный швейцарский юрист, эмигрант и сын белого офицера, а впоследствии священника, Тихон Игоревич Троянов. Он уже десять лет работает в юридической конторе в России. Я задал ему вопрос, что, по его опыту, отличает послесоветского человека от его соотечественника – русского, выросшего за границей, в эмиграции. Ответ был очень кратким: постоянное и всеобщее враньё.

А. Зубов

Семидесятилетняя война с Богом, верой, святыней. Абсолютный нравственный императив, столь поражавший Канта, был вырван русским человеком из своего сердца. Воспитание трех поколений русских людей в воинствующем безбожии или, что то же, в человекобожии, – случай беспрецедентный в истории человечества, – не могло не исказить глубинные внутренние мотивации поступков. Бездны, в которые обрушилась человечность, мораль в советское время, разве не подтверждают убеждение Достоевского, что «когда Бога нет, то всё дозволено»?

А. Зубов

Часто слышишь: духовность у нас выше, чем на Западе. Это расхожая фраза. А что такое духовность? Дело в том, что после того, как мы благополучно уложили в землю то ли 40, то ли 50 миллионов людей за прошедшие 80 лет, расстреливали в затылок, доносили в ГПУ для того, чтобы получить чужую квартиру, участвовали в революции на стороне красных и отнимали усадьбы, собственность, можно ли говорить вообще о какой-то нашей духовности?

Что такое духовность? Это исполненность Духом Святым. А какой Дух Святой был в нашем народе, когда русские люди разоряли свои храмы, разоряли свои святыни, глумились над мощами древних праведников? О какой духовности нашей можно в таком историческом контексте говорить? Я думаю, что духовность в высоком смысле – это, конечно, религиозность. Уровень религиозности – сознательной ответственности перед Богом за свои мысли, слова и поступки и ныне у нас очень низок и был низок в начале ХХ в. и привел к революции. <���…>

А уровень духовности в профанном, общеупотребительном смысле – это ориентация на духовные, а не на материальные ценности. Так вот об этом тоже любят поговорить и ублажить себя тем, что отсутствие ориентации на материальные ценности, которая действительно замечается у значительной части нашего общества, компенсируется какой-то повышенно-напряженной ориентацией на ценности духовные. Но и здесь не всё так благополучно. Материальный интерес, когда он ослабевает, замещается у значительной части наших людей не столько духовным порывом, сколько, к сожалению, уходом из реальности в мир наркотических грез и пьяной отупелости.

А. Зубов

Такого крушения мира ещё не было на памяти нашего поколения. Славное крушение, громкое. Наша с вами Россия, захваченная выходцами из преступной организации – КГБ, предстала вдруг во всей своей нечеловеческой красе. Не в первый раз, конечно, но не дай бог один раз увидеть. И дело даже не в том, что страна наша с матом и русским авось поперла на Запад, учинив для разминки proxy war с «братским» народом. Просто на месте того, что раньше казалось вполне нормальными лицами, проступили хари, рыла и морды народа-богоносца по фасону 1917-го. Внезапное превращение россиян в агрессивных и кровожадных скотов – пожалуй, самое большое моё потрясение во всей этой истории.

А. Илларионов

Вся Россия – пьющий Гамлет.

Ф. Искандер

Почему так до сих пор устроено, что всё вопреки, жизнь, как череда специально поставленных подножек. Кем? Кажется, всеми. Доброе слово в стране – редкость. Эксклюзив. Какую вывеску не прибей независимо от национальности – придут и собьют. Наша жизнь – копейка, но и её заплатить некому? Вариант нашего счастья – скажи спасибо, что не убили.

Г. Каковкин

Если человек ненавидит того, кого боится, это пока человек, но если человек любит того, кого боится, да ещё заботливо передает эту безнадёжно вырожденную любовь по наследству, это уже русский.

Прошу прощения у граждан России, которые воспитаны слишком хорошо, чтобы быть этими самыми русскими…

И. Кананович

Печать сталинских времён: жизнь в условиях несвободы, считая себя свободными; привычка верить начальству во всём; исполнять всё, что скажут.

Всё это – изуродованная человеческая психика.

И. Клямкин

Ещё одна характерная черта нашего времени – размывание смыслов, подмена понятий, стирание граней (всё «как бы»).

К. Кнорре-Дмитриева

Социальная зависть была всегда, но только Маркс и Ленин возвели её в ранг добродетели, назвав классовой ненавистью.

К. Кнорре-Дмитриева

Что произошло со здравым смыслом народа? С совестью интеллигенции? С разумом нации? С осторожностью государственных мужей?

А ничего не произошло. Какие у нас были здравый смысл, совесть, разум – такие и остались. Как и не было последних десяти-пятнадцати лет, страшных разоблачений прошлых гекатомб, надрывного призыва к «покаянию» (никто, правда, сам не каялся, но зато всякий призывал покаяться другого), пота и слез неудачной реформы, рухнувших надежд на демократию и свободу. Ненадолго хватило нашего европейства, из глубин социального подсознания полезли «евразийские» хари: славянская да православная солидарность.

Это мы, что ли, оплот православия? Да подавляющее большинство наших сограждан какой рукой креститься выучили только вчера – и то нетвердо. О позавчерашнем же нашем благочестии внятно свидетельствуют развалины православных храмов по всей матушке России. Что до воплей о славянстве, то это – призыв уже не к религиозной и даже не к национальной, а племенной солидарности. Такая солидарность к лицу разве что Черной Африке, да и то – не нынешней, а столетней давности.