Газета Завтра - Газета Завтра 206 (45 1997)

Само отношение ко мне имело два четких периода. Первый - это лефортовский период, где следствие в отношении меня применило максимум возможных психологических средств. Вначале я был помещен в камеру N 80 следственного изолятора “Лефоротово”, кроме меня в камере сидели два человека, один из них некто Сергей Новиков. Сергей Новиков из себя, будучи исколот с головы до пяток, разыгрывал русского националиста, большого патриота России, борца с жидо-масонским заговором и т. п., и при этом задавал настолько специфические вопросы, что совершенно было ясно, откуда этот человек попал в камеру. После того как я заявил Подрезу, начальнику СИЗО, чтобы убрали от меня “подсадную утку”, меня перекинули в другую камеру, где со мной сидели два человека. Один из них - Джанхаев, чеченец, а второй, тоже подсадка, Виктор Переверзаев, и вот в этой камере меня продержали полтора месяца. День начинался с того, что Виктор Переверзаев заявлял о том, какой негодяй - русский народ, воюющий в Чечне, какие подонки русские солдаты, убивающие чеченских детей… Это, естественно, находило горячий отклик у Джанхаева. Вот упала ложка, и тут же: “Какая плохая русская ложка и какие великие чеченские ребята”. Это была сплошная провокация. По радио в Лефортове транслируют только “Маяк”, и как раз это было время вывода российских войск из Чечни, и как только там говорили, что такая-то бригада, скажем, 122-я, вышла из Чечни, тут же Джанхаев вскакивал, начинал танцевать лезгинку, в это время поднимался Переверзаев и такую филиппику произносил часа на полтора: какие негодяи русские и какие великие чеченцы. Явно шла разводка меня на внутрикамерную драку, а это два с половиной года гарантировано. После того как я на это дело не поддался, они сделали небольшой перерыв, буквально на две недели, и перекинули меня из одной камеры в другую, камеру 92. В этой последней камеру я неожиданно оказываюсь с Андреем Мильграммом, евреем по национальности, и с каким-то зеленым студентом, который непонятно вообще по какой статье сидит. Буквально через 2-3 дня студента убирают, я остаюсь с глазу на глаз с Андреем, и к нам в камеру спускают некоего Владимира Иосифовича Орешникова, который с порога заявляет, что он является патриотом Израиля, что он еврей, что эта фамилия не его, а его фамилия Науман, что он вообще-то из Белоруссии, что он всю жизнь мечтал попасть в камеру с евреем, и, наконец, он увидел перед собой Мильграмма. Всячески он пытался привлечь Мильграмма на свою сторону, ему с воли чудесным образом передают голубую такую фуфайку из плотного материала, он тут же эту фуфайку разрезает, начинает шить из нее кипу с такой шестиконечной звездой для себя и для Мильграмма, все это идет на фоне “как мне надоела Россия, это страна отравленных радиацией березок, и эти русские женщины, все они проститутки…” То есть идет циничный, грязный поклеп на русских. “Нация ублюдков, пьяниц”. И все это муссируется и идет в расчете на реакцию Мильграмма. Но Мильграмм, и в этом, наверное, ФСБ очень сильно ошиблась, занял очень взвешенную позицию, демонстративно не пошел на эти провокации, никак не стал поддерживать этих попыток Орешникова. Естественно, на драку я не шел, а все мои замечания - и в грубой, и в мягкой форме - прекратить такую оголтелую русофобию, отметались.

Через полторы недели меня перебросили в СИЗО N 5, где примерно в течение 2-3 месяцев условия содержания были относительно сносными, я сидел в камере, где было 14 человек, меня никто не трогал, ребята были нормальные, ну а потом, уже ближе к суду, опять, видимо, чтобы меня подготовить соответствующим образом, весь состав камеры расформировали, мы оказались вдвоем с одним русским пареньком, кроме нас еще было 4 национала, один был азербайджанец, второй был армянин, еще ингуш и казах. То есть полный интернационал, причем антирусский.

В. Б. Николай Николаевич, кому же надо надо было эти полтора года держать вас в тюрьме? Все понимали, что никуда вы не убежите, даже если суд будет, продолжится следствие, но зачем в тюрьме-то держать? Значит, были какие-то заинтересованные силы?

Н. Л. Я думаю, что конкретно против меня, шире - против нашей партии, еще точнее - нашего национал-либерального идеологического направления, неизменно ориентированного на союз стран, являющихся наследницами византийской империи: Сербия, Греция, Македония, Болгария, Армения, Грузия - так вот, против всего нашего направления и была целенаправленно проведена такая акция. Кто конкретно устроил взрыв, в котором меня обвиняют - я затрудняюсь сказать. Это могли быть силы исламско-фундаменталистской ориентации, могли быть чеченцы и близкие к ним структуры, могли быть и наши демократы.

Я думаю, что вначале группа, которая имела четкую политическую ориентацию и вряд ли была связана с правительством или со структурами ФСБ, провела провокацию в отношении меня в связи с моими инициативами, проводимыми в Госдуму. Но после того как следствие не откликнулось обычным путем на эту провокацию, они нашли какого-то человека либо в ФСБ, либо в прокуратуре, я не знаю - кого, но откуда-то постоянно шел электрический подогрев этого дела, совершенно искусственный. Сфабриковано было буквально все: утрачены вещдоки, которые были выброшены взрывной волной на улицу, три пакета вещдоков пропали вообще неизвестно куда. Нагло был подтасован следственный эксперимент со священником Михаилом Рогозиным, его заставили бегать, выпучив глаза, по коридору, он пробежал за 18 секунд, а в протоколе написали 13 секунд. Следственная экспертиза была сделана с максимальными нарушениями. Московская прокуратура повела себя на суде исключительно нагло, когда дело уже фактически развалилось по всем позициям, когда вскрылись невероятные злоупотребления следствия, прокуратура все равно продолжала тупо заявлять, что мы виновны и даже запросила мне 6 лет, а Рогозину - 5.

В. Б. Николай Николаевич, вы на свободе. Вы правильно сказали, что, к сожалению, у наших патриотов, националистов не хватило ни ума, ни умения сделать ваш процесс как бы символом русского сопротивления. Мелкое дело с Шереметом было раздуто во всемирно известное. И, конечно, можно было процесс Лысенко использовать для развития русского сопротивления. Увы, этого не было сделано. Но все равно, на мой взгляд, такой тюремный эпизод для героизации национальных лидеров - небесполезное дело. Нельсон Мандела из тюрьмы вышел сразу в президенты. Что вы планируете в вашем новом политическом пути? Создавать заново ту же партию? Войти в какой-то блок? Что вы намерены делать в ближайшее время?

Н. Л. Прежде всего я намерен свой тюмерный опыт, конечно же, обобщить, хочу написать серию очерков. Отношение сейчас к человеку в российских тюрьмах, особенно к простому человеку, по цинизму далеко превышает отношение в обычном среднем фашистском концлагере. Я не имею в виду лагеря смерти типа Освенцима, куда людей привозили, чтобы их уничтожать, а обычный концлагерь, где содержались заключенные, которые работали, скажем, на оборонных предприятиях Германии. Я еще застал в живых мать моей жены и бабку, они были в этом лагере. У них были чистые простыни, им давали еженедельно 200 граммов мяса, их по воскресеньям автобус возил в православную церковь. Что сейчас происходит в общаковых камерах российских тюрем - не передать словами. В эту камеру просто нельзя зайти, люди стоят, ноги отекают от круглосуточного стояния. В камере запах мочи, пережженного гноя. В тюремный туалет за 2-3 часа занимают очередь. Идет издевательство, унижение человеческого достоинства, распад человека как такового. Это не идет ни в какое сопоставление с теми преступлениями, которые эти люди совершили. В какой стране это еще возможно, я не знаю. Когда я сидел в тюрьме и узнал о том, что Госдума утвердила новый уголовный кодекс, где один день пребывания в этом аду приравнивается к одному дню пребывания на зоне, где можно походить, погулять по траве, то я думал: “А как же думал Лукьянов, который сидел год?..”. При плохом Сталине год нахождения в СИЗО, в крытой тюрьме приравнивался для обычного заключенного к двум годам нахождения в открытой зоне, и к трем для несовершеннолетних преступников, для малолеток и для женщин. В то время Берия это понимал, а в нынешних условиях думская оппозиция принимает совершенно аморальнейшую вещь - этот уголовный кодекс, где можно по совокупности преступлений получить 30 лет. Но что такое 30 лет в российской тюрьме? Это страшная смерть в рассрочку. И потом, они преступность сами провоцируют: человек, просидевший несколько лет в тюрьме, выходит с ненавистью к государству. Раскаивание российского зэка в российских тюрьмах продолжается полтора-два месяца, если он действительно преступление совершил. А после трех месяцев - это ярый противник России, ярый противник всей государтвенной структуры.