Жанна Кушнир - Story-тексты. Книга о том, как буквы складываются в слова, а слова – в истории

Порой в транспорте, держась за поручни, я отдёргивала руку со своими обкусанными ногтями, если по соседству держалась ухоженная красивая ручка с идеальным маникюром. Потом решила: «Пусть мне будет стыдно. Смотрите все, какие у меня некрасивые руки». И держала на виду, не пряча в перчатках, не подгибая пальцы. Наказывала себя за дурную многолетнюю привычку. А потом, дома, догрызала остатки ногтей, наказывая себя ещё больше.

Я просматривала в интернете страшные картинки с деформированными, расщепленными, воспаленными ногтями. И ужасалась, и передёргивалась, и морщилась от брезгливости. И сравнивала свои, думала, что мне ещё повезло, мои ногти блестящие, здоровые, просто неухоженные.

Однажды на какой-то встрече незнакомая женщина меня спросила:

– А что у Вас с ногтями?

– Грызу – честно призналась я.

– А Вы их потом съедаете?

Твою же мать, как мне было стыдно, до пунцовых щёк, до звона в ушах. Мне бы «заякорить» это чувство, запомнить. Бесполезно. Вместе с ногтями я методично уничтожала все психологические «якоря».

– Маникюр.

Психологи советуют девочкам сделать качественный красивый маникюр, чтобы проникнуться этой красотой и больше не возвращаться к эстетически непривлекательной привычке. Красота спасёт мир, но не мои ногти.

Маникюр мне не грозил в связи с отсутствием ногтей, поэтому я решила сделать наращивание на типсах.

Первый раз (10 лет назад, в маленьком уральском городке) мне делала эту процедуру, на дому, молоденькая девочка – стажёр, соседка моей подруги:

– Она только что курсы закончила, ей тренироваться надо. Сделает бесплатно, деньги – за материал.

И всякий раз, срезая кутикулу в кровь, начинающая маникюрша мило улыбалась: «Ничего страшного. Прижгу». Через 40 минут почти все мои пальцы были в проспиртованных ватных дисках с просвечивающимися капельками крови. Ещё через два часа я рассматривала свои припухшие задеревеневшие пальцы с длиннющими пластиковыми ногтями-когтями.

А в голове только одна мысль «Как я буду с ними жить?» И первая проблема возникла сразу же. В туалете я не смогла самостоятельно расстегнуть пуговицу на джинсах. Благо подружка была рядом.

Потом по пути домой я всё щелкала ненатуральными ногтями друг о друга, не понимая свои чувства. Нравится или нет?

Первый ноготь я потеряла в тот же день, у подъезда, пытаясь снять ключ с брелка. Через неделю я сорвала остальные. Увидев свои истерзанные, наждачные, отшлифованные в труху, неживые ногти, я плакала.

Второй маникюр я уже делала в питерском дорогом салоне и почти месяц играла пальчиками напоказ, хвастаясь яркими, бликующими, аккуратными ноготками черничного цвета. Через месяц срок шеллака закончился, и мне бы пойти снять старые, нарастить новые. Но зубы меня опередили.

А я продолжала «играть» в психолога.

Визуализировала. Медитировала. Укрепляла себя аффирмациями. Разговаривала с ногтями, просила прощения, объяснялась в любви, дружбе и вечной заботе каждому ноготочку персонально. Ванночки с лимоном, с содой, с морской солью. Укрепляющие лаки за сумасшедшие деньги (разводилово!). Устраивала спор на деньги, правда, сама с собой. Знала, что проиграю.

«Купите пилочку и всякий раз подпиливайте ноготки, чтобы не было соблазна сгрызть».

Я не ограничилась пилочкой и купила себе дорогой маникюрный набор (уже лет 7 его не видела). Заматывала пластырем. Больно стучала себя по лбу, как только тянула пальцы в рот. Таскала с собой семечки или сухарики, чтобы что-то грызть (тоже советуют психологи). Но сухарики заканчиваются, а ногти нет.

Осталось последнее средство – надо идти к врачу.

Сам себе психолог – это не про меня. Я снова без ногтей (зачиталась Диной Рубиной, увлеклась, не заметила). И хоть советов у меня уйма, а результата ноль. Вот такой из меня хреновый «сам себе психолог».

Поздним летним вечером, на Приозерском шоссе, недалеко от поселка Васкелово, в одном месте встретились трое: машина, узбек и дура на велосипеде. Дура – это я.

Вроде и горочка была небольшая, и дорога пустынная, и узбеки в зоне видимости. Шумный тесной толпой, примерно метрах в двадцати, они шли впереди меня, с горки, по неправильной стороне.

Я оглянулась – машина далеко – успею и закрутила педалями по дорожному склону. Но именно в тот момент, когда я догнала узбеков, машина догнала меня. Вот здесь мне бы притормозить и пропустить. Я же, наоборот, сильнее закрутила колесами. Машина, ругаясь, пошла на обгон. На мгновение я оказалась ровно посередине и, запаниковав, резко вывернула руль вправо и врезалась в мягкого узбека.

От удара я отлетела на середину дороги, а сила инерции еще несколько метров протащила меня вниз по асфальту. Машина, не чувствуя за собой никакой вины, поехала дальше, зато ушибленный гастарбайтер перепугался страшно. Он размахивал руками, подпрыгивал на месте и кричал: «Я не виноват! Я не виноват!»

От стыда и неловкости перед узбеками я резко вскочила на ноги и попыталась сесть на велосипед. На третьей попытке я поняла, что со мной не все в порядке. Несколько секунд молча прислушивалась и присматривалась к себе, пытаясь определить физический ущерб, нанесенный моему телу и чужому велосипеду. Поверьте, велосипед выглядел намного лучше.

Вся левая сторона у меня была содрана, словно наждачка прошлась, рука не подавала признаков жизни, а с подбородка густым ручейком стекала кровь. Перед глазами плыло, вернее, перед одним глазом. Второй совсем залип от крови и грязи. А в голове один и тот же шум: «я не виноват, я не виноват».

– Твою же мать, да не виноват ты! Вода есть?

Вода есть. Нужно пройти немного вглубь садоводства.

Я шла за своими провожатыми с тяжелыми ногами и бредовыми мыслями: «Как больно. Как глупо. На шортах дыра, на велике восьмерка. А куда мы идем? Сейчас эти перепуганные нелегалы закопают меня как главную улику. Вместе с велосипедом».

Наконец дошли. Пока я смывала асфальтную крошку с лица, узбеки подсуетились с машинкой, и через полчаса я была дома.

А в нашей семье не принято волновать маму по пустяках, поэтому свое разбитое тело я потащила в соседний дом, на пятых этаж, к подружке – медику.

Татьяна быстро и профессионально оказала мне первую медицинскую и категорическим тоном отправила в травмпункт, потому что рука по-прежнему не двигалась, а висок пугал рваными клочьями.

Около двух ночи мы с ней приехали в приемное отделение Токсовской больницы. Я с интересом смотрела по сторонам, дожидаясь своей очереди.

Подъезжали неотложки, хлопали двери, врачи разбирали своих пациентов, а я сидела грязная, ободранная и забытая. И ждала. Дважды врач пытался подойти ко мне, но всякий раз его перехватывали каталки с теми, кто ждать не может. Я безропотно молчала, потому что понимала, что вон той тетеньке, которую больше часа собирали в операционной, а потом вывезли всю перебинтованную, ей намного хуже, чем мне. Или молдаванину-шабашнику. Ему на спину упала плита. А он, занимаясь самолечением, не рассчитал дозу «обезболивающего». И поэтому привезли его скрюченного и пьяного в хлам.