Андрей Жидков - Трактаты черного свитка

Даже более того я в полной прострации. В одно мгновение мир становится каким-то неправильным, не таким как должен быть. И эти он жутко раздражает, вызывая дикую злость, которую провоцирует все. Даже садящаяся с тобой в лифт бабуличка, смеющаяся и бесстыдно жмущаяся к друг другу в подъезде парочка, а так же нерасторопность кассирши в гипермаркете. Удивительно как подкошенного предательством не так давно любимого человека способна нервировать любая мелочь. С какой легкостью желчью закипает в нем зависть к всякому кто счастлив, в отличие от него. И как сильно из-за этого он ненавидит этот отвратительно радостный до блевотины мир.

В расположенном на углу гипермаркете покупаю бутылку водки за двести пятьдесят пять рублей восемьдесят девять копеек. Мне просто необходимо было снять стресс. А точнее нажраться . Что я и делаю сидя за монитором компьютера глуша водку стопками, обливаясь слезами и слушая мелодичные сопливые композиции поп кумира Тимы Кизякова.

Damn these women . Опрокидываю очередную стопку себе в глотку и обуреваемый бессильной злобой включив Наташкин захожу на ее страничку. Дрянь! Она удалила всю переписку, но я знаю как ей нагадить. Заглатываю еще стопку и начинаю портить ее страничку всяческой глупой непристойной пошлятиной и порнографическими фотками. Это поднимает немного мне настроение, однако на душе по-прежнему паршиво.

Делаю селфи. У меня очень несчастное лицо. Выкладываю его, и чувствуя жгучую необходимость поделиться своей болью, излить ее пишу о ней друзьям в сеть. Ища у них отклика и поддержки, присовокупляю к своим откровениям еще пару селфи. На них я еще больше убитый горем и пьяный….

Друзья откликаться не сразу. Я успеваю опустошить фактически полностью и сделать порядка десяти селфи. Естественно что я сразу же их и выкладываю. Видя их, друзья ставят лайки и пытаются поддержать меня утешить. Одна девочка даже на стену пишет мне миленький стишок:

Три дохлых розы на окне,

Моя сопля скользит по стенке,

И если не вернёшься ты ко мне

Я по кромсаю себе венки.

Шикарное стихотворение, тем паче для четырнадцати летней малолетки. В благодарность залайкиваю все ее селфи и репостю репосты.

Допиваю водку и вырубаюсь свалившись мордой на клавиатуру. Последняя мысль моего уходящего в бессознательное разума: «Жаль что во сне нельзя делать селфи».

Санкт-Петербург 25.10.14

(философская сказка)

…род лукавый и прилюбодейнный

ищет знамение…

Евангелие от Матфея 12:39

О, великий господин наш Вельзевул с вашего соизволения осмелюсь рассказать вам одну незатейливую историю. Возможно, она покажется вам весьма забавной или наоборот печальной. Так или иначе, но она вспомнилась мне совершенно случайно, навеянная поднявшейся из-за дальних холмов кроваво красной луной. Думается вам князь будет интересно ее услышать. Тем более что события этой бесхитростной истории происходили в действительности.

И так с вашего соизволения я начну.

Всякое что когда-либо происходило, происходит или же будет происходить как, то и должно имеет начало. Вот и сие повествование берет свои истоки в призрачных огнях вечернего города….

Сизые, прозрачные клубы табачного дыма, срываясь с приоткрытых, окрашенных алой помадой тонких губ, уносились в слабом потоке движущегося городского воздуха, пахнущего бензином, смогом улиц и заплесневелой пылью многоэтажных домов. Кокетливо отставив в сторону длинную, стройную, облаченную в голубую джинсу ногу, женщина с сухим изретушированным макияжем лицом курила, потягивая дешевую сигарету. В ее затуманенном взоре абсолютно не отражалось никаких мыслей, лишь изредка под сенью подведенных тушью черных ресниц, вспыхивал огонек надменности, обдавая презрением проходивших мимо женщин и пялящихся мужчин.

Подле женщины, скучающе озираясь по изрядно поднадоевшим вывескам и загорающимся окнам небольшой улочки, зажатой меж стареньких домишек, переминалась с ноги на ногу маленькая пятилетняя девочка. Забавно закусив нижнюю губу, она то и дело переводила взгляд с окна на окно, то, разглядывая прохожих, или те же вывески, пытаясь отыскать хоть что-то занимательное для своего пытливого детского разума. И она не находила совершенно ничего. Город на время замер, готовясь вновь ожить с наступлением понемногу сгущающихся вечерних сумерек. Он пожирал в себя, чтобы воплотиться в каком-то нелепо ином облике. Пресловутый и неказистый лабиринт стен обглоданного камня, таившего в себе гамму наслаждений пороков и больше ничего.

– Ма! – немного плаксивым голоском протянула девочка, теребя женщину за руку и пытаясь заглянуть в ее бессмысленно пустые глаза, – А мы скоро пойдем домой? Я устала.

Но, получив тут же жесткий ответ из грубой нецензурной бульварной брани, она замолчала, обиженно надув губки и потупив свои большие голубые глаза. Алена почувствовала себя отвергнутой. Какой-то одинокой и никому не нужной, хотя и привыкла уже слышать от матери злобную ругань попреканий в свой адрес, порою безо всякой на то причины.

Зажглись вечерние фонари, разгоняя сгустившийся ночной полумрак по дальним углам скверов и подворотен. И на узенькой улочке понемногу стали появляться веселые парочки, компании гуляющих или деловито спешащих куда-то юношей, девушек, прочих обывателей. Город снимал маску величия и, корча рожицы, надевал шутовской колпак, показывая хитрую насмешливую личину, зеркально воспроизведенную во всех витринах ночных забегаловок, амбразурах оконных проемов.

Пробуя черным, как уголек носом пропитанный дыханием ночи воздух, из-за опрокинутого металлического мусорного бака, что валялся подле убогих облизанных ступеней одного из подъездов, появилась огромная, размером со взрослую кошку, серая крыса. Поджав запачканное грязью, худое брюхо, крыса, быстро перебирая поджарыми лапками, поползла вдоль стены дома, противно и озлобленно щурясь выдававшему ее свету фонарей, и стараясь держаться ближе к черной, хранящей тайны, тени фасадов. Лишенное начисто страха животное, гонимое изъедавшим сосущим изнутри голодом, искало хоть немного какой либо еды. Окончательно выбравшись, из служившего ей укрытием мрака, крыса осторожно, опасливо подкралась к стоящим посреди улицы женщине и ребенку. Животное украдкой обнюхало скрытые под материей белых колгот ножки девочки. От них заманчиво пахло чем-то приятным и сладким. Крыса сглотнула слюну, от чего ей еще больше захотелось есть. Встав на задние лапы, она подняла вверх свою морду, тут же увидев вытаращенные широко открытые сияющие глазенки девочки. Страх стиснул ее маленькое сердце, но голод в момент уничтожил его.