Газета Завтра - Газета Завтра 209 (48 1997)

Разумеется, латиноамериканский интеграционный процесс развивается не изолированно. На том же рубеже начала 90-х во всем мире, в связи с распадом его биполярной структуры, созрело понимание неизбежности перехода планеты из обрушенной политико-идеологической биполярности в весьма проблематичную финансово-экономическую многополярность, обычно обозначаемую термином “глобализация”. А значит - неизбежность глобального передела мировых рынков и назревающей острейшей конкуренции финансово-экономических центров за “долю” в этом переделе. Именно в этот момент Европа предпринимает отчаянные усилия по форсированию интеграции в рамках ЕС, совершает интеграционный рывок Юго-Восточная Азия, а в США значительная часть элиты обращается к выдвинутой полтора столетия назад доктрине Монро (“Америка для американцев”) и выдвигает собственную интеграционную инициативу НАФТА, реализованную в 1993 г. в виде зоны свободной торговли США, Канады и Мексики.

И именно в этот момент правящие круги Латинской Америки окончательно осознают, что вне собственных интеграционных моделей они рискуют оказаться всецело “страдательной стороной” в этом грядущем мировом переделе. Осознают - и вступают в борьбу за право сохранить и нарастить в нем собственную экономическую (а значит, и политическую, и культурно-цивилизационную) субъектность.

Разумеется, представлять Латинскую Америку, как нечто однородное и единомыслящее, было бы наивно. Есть исторически унаследованные взаимные конфликты (например, между Перу и Эквадором за спорные территории в верховьях Амазонки), моменты глубокого недоверия, разные природно-географические, хозяйственные, этнические, социальные и пр. стартовые условия, есть опасения впасть в зависимость от самых мощных и крупных “локомотивов” интеграции (в первую очередь Бразилии и Аргентины). Но есть и исторически унаследованные “общая судьба” ибероамериканизма и языковое родство, есть общие проблемы “капиталистической периферийности”, есть общий опыт борьбы против по-прежнему подсознательно ненавидимых огромной частью общества северо-американских “гринго”, слишком долго экспортировавших в “Южный конус” политико-экономическую стилистику “банановых республик” и “дипломатии канонерок”.

Есть и нечто другое, более современное, что создает тягу стран Латинской Америки именно к региональному объединению. Во-первых, тяжелейший экономический кризис 94 г., от которого Мексике предстоит оправляться еще много лет, отрезвил даже таких недавних ярых сторонников “прислонения” к США и НАФТА, как Чили, Венесуэла и Эквадор. Во-вторых, заявленные в 1995 г. руководящими органами НАФТА “предварительные” условия вхождения в этот блок (полная ликвидация тарифных и нетарифных барьеров, открытость рынка услуг, политика ограничения субсидий и т.д.) оказались очевидно неприемлемы для любой страны, рассчитывающей сохранить свою самостоятельность вблизи северо-американского экономического гиганта.

В-третьих, при обсуждении в декабре 1994 г. в Майами идеи создания к 2005 г. Панамериканской зоны свободной торговли (ПАЗСТ) отчетливо выявилась конкуренция двух проектов: бразильского и США. Бразильский предполагает раздельное развитие интеграции в МЕРКОСУР и НАФТА с постепенным экономическим “подтягиванием” Латинской Америки и параллельным сближением таможенной и тарифной политики между блоками на основе концепции “открытого регионализма”. Американский предлагает создавать ПАЗСТ на основе (и на условиях членов-основателей) НАФТА, т.е. фактически за счет развала Группы трех, Андской группы и, разумеется, МЕРКОСУР.

Учитывая, что НАФТА превышает МЕРКОСУР по территории и населению вдвое, по ВВП в 7 раз, а по товарообороту в 28 раз, латиноамериканские участники саммита поняли альтернативу и проголосовали за проект Бразилии. И стоит ли удивляться, что полтора года назад именно к МЕРКОСУР присоединились в качестве ассоциированных членов Чили и Боливия, что практически обсуждается вхождение в союз Перу и Эквадора, и что даже Мексика устами своего президента недавно заявила о намерении активнее поворачиваться лицом к историческим родственникам в Латинской Америке? И стоит ли сомневаться, что эти процессы вызвали нескрываемое раздражение администрации США?

Но нельзя сказать, что элитные группы США всецело приняли осовремененную “доктрину Монро”. “Южному курсу” Клинтона противостоит мощная оппозиция в американском истеблишменте, особенно в его республиканской части. Здесь соединяются и немалые финансовые издержки США в ходе мексиканского кризиса с его знаменитым “эффектом текилы”, и острые проблемы рынка труда в южных штатах в связи с наплывом мексиканских рабочих (получившие особое название “мексиканизация труда”), и связанные с ними проблемы нарастания преступности и новой волны антимексиканского шовинизма и расизма, и, наконец, просто фактор политического оппонирования идеям НАФТА и ПАЗСТ как личным детищам Клинтона.

Сейчас позиции Клинтона существенно ослаблены внутриэлитной и межпартийной борьбой, а также рядом “моральных поражений” администрации во внешней политике (неуспех борьбы внутри АСЕАН в связи с приемом в блок отторгавшейся США Бирмы, ситуация в Боснии и на Ближнем Востоке и др.). Поэтому ему остро требовался “внешнеполитический прорыв” хотя бы на одном из крупных направлений. И поэтому визит Клинтона в Латинскую Америку в начале октября так тщательно готовился и был предварен “странными пряниками” вроде объявления Аргентины (основного партнера Бразилии по МЕРКОСУР) “главным союзником США вне НАТО”.

Явный и вызывающий провал этого визита (отказ всех визави американского президента от его проектов ПАЗСТ) был подчеркнут рядом резких антиамериканских уличных выступлений. Клинтон уехал оскорбленным, и вряд ли следует считать совсем неправдоподобной гипотезу, что больно ударивший по Латинской Америке и особенно Бразилии финансовый кризис - “подножка” США несговорчивому сопернику в гонке за “полюсность” мира. Но эта несговорчивость вскоре была подтверждена приемом Бразилии (отметим, при поддержке РФ и ЕС) в непостоянные члены СБ ООН, а также резолюцией ибероамериканского форума на острове Маргерита, где был подвергнут уничижающей критике американский антикубинский закон Хелмса-Бэртона.

Однако уже до этой встречи было ясно, что “ибероамериканские мотивы” региональной интеграции имеют продуманные перспективы. Еще в декабре 1995 г. между МЕРКОСУР и ЕС заключено “рамочное межрегиональное соглашение” (РМД), ставящее своей целью создание зоны свободной торговли между блоками к 2001 г. (особо подчеркнем - на 4 года раньше, чем предполагаемая ПАЗСТ с НАФТА!). Одним из главных инициаторов РМД явилась, естественно, Испания. И несмотря на то, что основные инвестиции в регион по-прежнему принадлежат корпорациям США, а ЕС в последние годы сосредоточилось на решении своих локальных проблем (объединение Германии, инвестиции “ближе к дому” в Восточной Европе), доля ЕС в экспорте МЕРКОСУР превышает 25%, и интеграционный процесс в рамках РМД непрерывно активизируется.