Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2007 #7

- О чем хоть спрашивали? Чего хотят?

- Чего-чего? Все того же - источник информации требуют сдать.

- Не сдашь?

- Нет, конечно. Что я - сука? Нет, не суки мы с тобой, Ромка! Так ведь?

Рома Осетров в знак согласия молча кивнул. Попросил разрешения закурить.

- Курите, - толкнул я им пепельницу, - вот только с этим делом притормозите. Не время.

- А мы не пьем, мы стресс лечим, - хохотнул Рома Бухавец.

Ну что с них взять? Сам когда-то таким был, пока здоровье позволяло.

- Все, ребята, - сказал я, - завязывайте. И на допросы теперь ходим только с адвокатами.

- С чего это вдруг? - взбрыкнулся Бухавец. - У меня юридическое образование - зачем мне адвокат?

- С того, Роман Константинович, что запахло керосином. Все понял?

- Есть, товарищ редактор! - скорчил недовольную рожу бывший мент, а теперь репортер криминального отдела областной независимой газеты.

- Думаю, так будет лучше. Есть у меня знакомые адвокаты, - согласился Рома Осетров.

- Договаривайся, оплатим. А теперь идите, работайте.

Они ушли. Собирать и сдавать в номер криминальную хронику. А может, пиво сначала пить. Боюсь, испортит мне Осетрова этот волчара. Привел ко мне его Ромка месяцев восемь назад:

- Вот майор, о котором я вам говорил. Он уже уволился. К нам просится.

- Сумеет ли?

- Говорит, что когда-то что-то пописывал.

- Писают, Рома, писатели, а у нас пишут.

- Он очень хочет.

- Одного хотенья, Рома, мало. Мы ведь, сам знаешь, кого попало не берем, пусть даже ментов в майорском звании - у нас же не кулаками надо работать.

- Давайте попробуем - попытка не пытка. Мужик он железный, головой ручаюсь.

Попробовали. Дали одно задание, другое. Чувство слова есть, хватки не занимать. Шлифовать, правда, надо, натаскивать - не без этого. Взяли, короче, в штат. Роман Константинович быстро вписался в роль, почувствовав себя матерым репортером. Связи в ментовском мире обширные, вот и потащил пачками всякую чернуху. Попадался, правда, в этой куче такой "эксклюзив" - пальчики оближешь. Вот и "Приключения суперагента" из этой

же оперы. А вчера мы опубликовали информацию ничуть не слабее. Буха-вец каким-то образом откопал, что в одном из железнодорожных тупиков обнаружена без охраны установка залпового огня "Град". Когда он принес мне эту заметку, у меня волосы дыбом встали.

- Здесь все точно? Не подзалетим? - спросил я Бухавца.

- Абсолютно, мамой клянусь. А они пусть почешутся.

- Кто?

- Те, кто нас прессует. Ерундой занимаются, а у них под носом вон что творится.

- Специально, господин майор, под соседей своих бывших копаешь.

- Никак нет. Попался просто под руку эксклюзивчик - зачем добру пропадать? А вы зря их жалеете - совсем оборзели ребята.

- Можно подумать, что вы, менты, херувимчики?

- Не ангелы, понятно. Но лично я до такого беспредела не опускался. Это надо же! Приезжаю я в редакцию из командировки, а у подъезда несколько телекамер. Перехватили меня ребята на этаже: "Ничего не знаешь? В редакции обыск. Кабинет редактора четыре часа обшаривали, сейчас у вас с Ромкой". Захожу, вижу - за моим столом нагло восседает какой-то юнец. "Ну-ка, брысь отсюда, - сказал я ему. - Кто ты такой, чтоб на моем стуле сидеть!" Кончилось, короче, тем, что трое в кожанках, плотно окружив, передали меня четверым спецназовцам, увешанным с головы до ног оружием. Везли меня в "Газели" с тонированными стеклами, а один из автоматчиков упирал мне ствол в живот. За что? За то, что мы засветили негодяя, отравляющего наших детей. А может, кто-то из ихних начальников в доле с этим самым наркоторговцем? Вы не думали об этом?

До того распалился, вот-вот взорвется. Смотрю, Рома Осетров аж рот раскрыл от восхищения. Связался черт с младенцем! Один с виду тихий, интеллигентный, можно сказать, парнишка - очёчки, шея тоненькая, вызывающая, между прочим, у наших журналисток, как одна из них мне призналась, приступы сексуальной нежности.

Другой - тоже в очках. Но они как-то не вяжутся с грубоватым милицейским юмором, матюками и прочими атрибутами потрепанного жизнью выпивохи и бабника. Как-то странно видеть их вместе, ходят, как два брата-акробата, чуть ли не в обнимку. Что связывает их, таких разных?

- Будет тебе, Роман Константинович, остынь, - сказал я, подписывая заметку. А в голове забилась предательская мысль: "Что ты делаешь? Еще пожалеешь!" Но я отогнал ее, не имея привычки менять по сто раз на дню свои решения.

Стоп! А не этой ли публикацией вызвана вчерашняя встреча возле дома? Больно уж зол был подполковник Немцов. Вот и сам генерал решил вдруг познакомиться. Ладно, что голову ломать? Отложим до завтра. А сегодня у меня две проблемы - мама и юбилейный, будь он неладен, прием.

* * *

В пять вечера позвонил по мобильнику помощник губернатора:

- Мероприятие не отменяется?

- Нет, конечно.

- Тогда ждите. Губернатор будет в шесть. Мы сейчас в аэропорту, только что приземлились.

Слава те, Господи! Губернатор для нас сейчас как соломинка, но до последней минуты оставалось неясно: будет или нет? Успеет ли прилететь из Москвы, в которой задержался на пару дней после Англии? И вообще, захочет ли? Ведь мы теперь вроде бы как прокаженные. Была даже мысль отменить юбилейные мероприятия, но сразу же вызвала внутренний протест - с какой это стати?! У старейшей на Урале газеты много друзей, есть, в конце концов, деловые партнеры, рекламодатели. Нет, будем, решили, праздновать, всем чертям назло. Сначала погуляли всем коллективом в ресторане, и вот сегодня праздничный вечер для VIP-персон и друзей газеты в малом зале драмтеатра.

Губернатор прибыл с десятиминутным опозданием. Несколько человек сразу бросились к нему с приветствиями, но, минуя своих лизоблюдов, он подошел ко мне:

- Я привык выполнять свои обещания, - сказал, поздоровавшись.

Да, он обещал быть, когда я пригласил его месяц назад. Тогда ничего еще не предвещало нынешних мрачных событий, и теперь губернатор по определению оказался в непростой для себя ситуации. Понятно, что "силовики" не могли наехать на нас без его молчаливого, но согласия - все-таки самая массовая и влиятельная газета области, со славными, как когда-то говорили, традициями и богатой историей. Это как бы с одной стороны, а с другой… Власть сильно, конечно же, меняет людей, крепко корежит их, выжимает и высушивает, но в нем, молодом и сильном супермене, сохранились еще, кажется, остатки тех мальчишеских понятий о чести, которые и делают человека человеком, мужчиной. "Я привык отвечать за свои обещания" - как раз из этого кодекса чести. К тому же в глубине души он наверняка испытывал некоторые угрызения за то, что не вступился за нас, попросту говоря, сдал. И не мог, наверное, иначе - на той вершине, на которую он взошел, свои правила, свои понятия о добре и зле. А может, и не хотел? Ведь кроме желания оставаться справедливым и великодушным есть нечто куда более сильное - жажда власти, сметающая все, что оказалось помехой на пути к ее вершинам. А вдруг в числе таких помех для него стала и наша газета?