Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2007 #7

День знаменит, во-первых, тремя совещаниями. И какая же здесь внутренняя жизнь?

23 июня, четверг. Вечером, перед тем как идти в театр Дорониной на спектакль "Русские водевили", зашёл в книжную лавку к Василию Николаевичу.

Все, что происходит на сцене у Т. В., меня волнует, как будто я сам во всем этом участвую. Дай Бог, но, кажется, спектакль будет пользоваться успехом у зрителя. Два классических водевиля - сологубовский "Беда от нежного сердца" и "Актер". После спектакля Татьяне Васильевне - это было и окончание сезона - что-то вручали. На вручении, к восторгу зала, был В. Зельдин. Он потом остался и на празднике, который в честь премьеры и окончания сезона устроили в буфете. Как всегда, все было роскошно, вкусно, смесь праздничности и домашности. За столом выяснилось, что Доронина и Зельдин репетируют "Дядюшкин сон", я опять подивился четкому взгляду Дорониной на репертуар и собственные возможности. Долго с Татьяной Васильевной говорили об этой ее новой роли. И тут обаятельная и изысканная женщина превратилась в холодного аналитика. "Я должна знать, с чем я выйду на сцену". Действительно, "Дядюшкин сон" играется по-новому в каждое время.

24 июня, пятница. Получили в институте такую вот открыточку: "От кого: "Группа доверие". Индекс: 152919. "Преподавателю Литературного института. Тверской бульвар 25, Москва". Содержание: "Почему еще не взорвали Литературный институт им. Горького? Непоступивший абитуриент".

1 июля, пятница. Уже почти неделю идет скандал в министерстве культуры. Выступая по ТВ, министр Соколов, с присущим ему невинным бесстрашием интеллигента, сказал (перепечатываю это из "Коммерсанта"): "Там уже начинается сфера полномочий агентств - рассмотрение заявок, выявляются приоритеты, и вот тут-то возникает противоречие. Потому что это и есть продол

жение государственной политики - на что эти деньги конкретно пойдут; а можно выбрать тот проект, за который в конверте принесут откат. И это было на всех этажах прежнего министерства, я это знаю как ректор Московской консерватории, и это знает любой директор любого учреждения культуры. И это же продолжается в теперешний момент". По сути, совершенно верно сказал, и как директор этого самого "любого учреждения культуры" я смог бы это подтвердить, но не доказать. Я хорошо помню, что, даже после того как Швыдкой, в бытность министром, написал положительную резолюцию на письме о ремонте ограды Дома Герцена, мы еще долго выбивали деньги из министерства, общаясь с неким Р. Поскольку я человек скандальный, к нему все время ездил Владимир Ефимович, у которого, в конце концов, сложилось мнение, что желателен "откат". Протянутая ладонь не сверкала, но подразумевалась. Мы бы этот "откат" и дали, если бы умели это делать. Меня же, привыкшего к советской бюрократической системе, поражало, как можно волокитить, тянуть, кобениться, если решение принял министр. Это потом я понял, что у каждого была своя игра. Но когда деньги все же дали, начался второй акт с каким-то непонятным для меня тендером. Пришлось снова писать министру по поводу проведения этого самого тендера на ремонт ограды! Надо покопаться в дневнике, там любопытные есть детали. Тогда у меня возникли такие же сомнения, как и у нынешнего министра.

Но здесь Швыдкой взъярился и полез в сражение за честь мундира собственного агентства. А что ему оставалось делать: признать очевидное, но почти недоказуемое? Криминалисты знают, как невероятно трудно доказывается факт взятки. Конечно, есть косвенные свидетельства: дачи, машины, квартиры детей, счета на подставных лиц. Да в каких только формах не выражается "откат"! Можно, например, иметь дочь в Большом театре, которая без ярких, по общему мнению, способностей вдруг делает слишком быструю и внезапную карьеру. Но это все не из области судебной практики, а из области общественного мнения. Швыдкой подал на министра, своего начальника, в суд. Я думаю, что сделал он это напрасно: выиграет он этот суд или нет, в глазах общественности пострадает, в первую очередь, репутация самого Швыдкого. Возможно, он хочет хлопнуть дверью, перед тем как уйти в полюбившийся ему шоу-бизнес?

1 сентября, четверг. Лето трагически и быстро закончилось, дожди ещё не пошли, но стало холодновато. Открывал я учебный год в плаще. Как всегда, стоял на крыльце главного здания и удивлялся, сколько же народа мы напринимали и сколько же людей вмещает в себя наш скверик. К моему удивлению, было и много преподавателей: Смирнов и вся его кафедра, Анна Константиновна, Л. И., Леонов, Кешокова, Тарасов, даже Дьяченко.

Открытие нового учебного года прошло достаточно хорошо. Я говорил в мегафон о праздниках, о Дне знаний, о необходимости учиться и о новой, уже чисто практической, цене знаний. Потом выступил А. Королёв, В. Костров. Ещё до этого Володя подарил мне свою книжку, которую надо будет обязательно прочесть.

12 сентября, понедельник. Ем на кухне свою утреннюю яичницу. Телевизор включен, показывают сюжет об уходе последних израильских солдат из сектора Газа. Звучит такая информация: израильтяне решили оставить несколько синагог, не разрушая их, как они поступают с остальными зданиями. Не успел я подумать: "Ну, слава Богу, может быть, вокруг этих синагог со временем появится какой-то консенсус, какая-то веротерпимость… " Ан нет! Теперь уже арабы приговорили эти здания к уничтожению - пусть разруха, пусть бетонное крошево под ногами, лишь бы ничего не напоминало здесь о прежних обитателях. Обе стороны стоят друг друга. Или тут важно, кто первый начал рушить дома? Или мир-таки не может жить без войны, в каком-то другом, спокойном состоянии?..

О Новом Орлеане не говорю. Он тоже все время на телеэкране. Телеэкран - последнее прибежище коллективного садизма: трупы, наводнения, аварии, другие катаклизмы. Всё это смотрится с удовольствием, с внутренним подтекстом: определенное количество несчастий всё равно в мире произойдет, но, слава Богу, мимо меня. Но в принципе вся новоорлеанская ситуация, теперь, уже с рекламными поездками Буша на военном грузовике, Буша, делающего облеты на вертолете, показала очень низкую степень единства в американском

народе. В нашем народе единство это еще есть, но боюсь, что политика последних дней разъест и то, что осталось.

И, наконец, главное, хотя далеко не последнее, что случилось в этот день, обозревая который поздно ночью, я удивлялся: откуда беру силы, ведь приходится действовать с полной отдачей энергии, а в общем, и всей своей жизни.

К шести часам у Альберта Дмитриевича уже был испечен парадный пирог с капустой и грибами, Соня Луганская купила прекрасный букет цветов, небольшой, но изысканный, - и я, эскортируемый Максимом, отправился через Тверской бульвар во МХАТ, на день рождения Т. В. Дорониной. Горячий поднос я нес, держа на ладони, как заправский официант; Максим нес букет.