Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2008 #8

Поздние признания Фиделя Кастро в беседах с главным редактором газеты "Монд дипломатик" Игнасио Рамонетом показывают, что даже ему, "давнему другу советского народа", нелегко было следовать в кильватере СССР*.

Менее ангажированные лидеры левых с первых же строк своих деклараций отмежевываются от чужого опыта. Характерно заявление знаменитого колумбийца Габриеля Гарсия Маркеса: "Социализм - не некая застывшая магическая формула. Мы для Латинской Америки должны придумать свои формы, которые бы соответствовали нашей культуре, нашей исторической традиции… У нас для этого достаточно воображения и творческого потенциала".

Маркес развивает мысль: "…У латиноамериканских и карибских стран есть огромный запас энергии, способный перевернуть мир: грозная память наших народов и тут гораздо ценнее, чем природные ресурсы, огромное культурное наследие, многоликая первоматерия, пронизывающая нашу жизнь на каждом шагу. Это культура сопротивления (здесь и далее разрядка моя. - А .К .), кроющаяся в потайных закоулках нашего языка, в образах мулаток-мадонн - кустарных хранительниц наших очагов, в исконной непокорности народов колониальным и церковным властям. Это культура солидарности, проявляющаяся как в бурных излишествах нашей необузданной натуры, так и в непокорности наших народов, поднимавшихся на борьбу за самоутверждение и суверенитет. Это культура протеста" ("Латинская Америка", N 10, 2007).

Такое вызывающее противопоставление духовных ресурсов социализма его материальной базе, да ещё с отсылкой к "образам мулаток-мадонн", в качестве архетипа наверняка свело бы с ума твердокаменного материалиста М. Суслова, бессменно возглавлявшего советскую идеологию второй половины XX века.

Конечно, с писателя, пусть и "революцией мобилизованного и призванного", спрос невелик. Но послушайте, как слова Маркеса входят в резонанс с высказыванием Фиделя: "Идеи важнее оружия" ("Латинская Америка", N 11, 2007). Латиноамериканский социализм воинственно идеалистичен.

* Рецензия на книгу Рамонета помещена в журнале "Латинская Америка" (N 11, 2007).

И не только в этом его отличие от советского. Создатель "Социализма XXI века" охарактеризовал себя: "Я являюсь националистом, революционером и сторонником Боливара… енесуэльский проект не носит коммунистического характера и не может носить такового" (Д а б а г я н Э. Уго Чавес: политический портрет. М., 2005).

Размышляя над словами Чавеса, я радуюсь тому, как точно он сформулировал занимавшее и меня тождество: националист не может не быть человеком левых убеждений. По простой причине: для него дорог и последний в народном единстве. Сопливый пацан с окраины, старая нищенка в метро. сё это его люди. Он призван уберечь их, дать хотя бы минимум, гарантирующий спасение. Правые (те же неолибералы) отказываются от этой задачи. Они готовы лишить неимущих и того немногого, что у них есть. Мы привыкли автоматически записывать националистов в правые. А это неверно. Национализм - это народность, а значит, и левизна.

Но и - верность традициям. Традиционалист - и революционер! Нет ли здесь противоречия? Для Чавеса, боготворящего Боливара, опирающегося на многовековую традицию, восходящую к аско де Кироге, тонкого знатока латиноамериканской поэзии прошлого и позапрошлого веков, противоречия нет. Он соединяет революционный порыв и верность традиции в своей личности и в своей политике.

Если уж мы заговорили о мировоззрении венесуэльского президента, то придется отметить: оно формировалось на пересечении разнообразных, порою причудливых течений. Если верить биографу Чавеса Э. Дабагяну, тут и популярный в последние десятилетия дзен-буддизм, и философия Ницше (ressenti-ment - одно из любимых понятий немецкого мыслителя), и маоизм - вспомним предвоенную работу китайского руководителя "Народная демократия".

Заметно и влияние собственно латиноамериканских идеологий. частности, "теологии освобождения". Дабагян подчеркивает: "Чавес считает себя глубоко верующим человеком. Он регулярно посещает церковь" (Дабагян Э. Уго Чавес…).

енесуэльскому лидеру посчастливилось: он может опереться на никарагуанский опыт взаимодействия революции и церкви (причем не только в лице сторонников "теологии освобождения"). Не удержусь, выскажу наболевшее. Мы, идеологи русского патриотического движения, в 80- е годы мечтали о взаимодействии советских властей и Русской Православной Церкви. идели в нем залог сохранения государства. Функционеры на Старой площади не пошли на такой шаг. Да и встречного не было…

А в то же самое время никарагуанские епископы выпустили декларацию "Долг христиан перед сандинистским Никарагуа" (1979). от что там провозглашалось: "Социальный проект, гарантирующий распределение благ и ресурсов страны и позволяющий постоянно улучшать качество человеческой жизни на основе, которая удовлетворяет главные нужды всех людей, кажется нам справедливым. Если социализм связан с постоянным сокращением традиционных несправедливостей и неравенства между городом и деревней, между умственным и физическим трудом, если он ведёт к справедливому участию трудящихся в распределении продуктов их труда, к преодолению экономического отчуждения, то в христианстве нет ничего ему противоречащего" (Г ри гуле вич И. Латинская Америка: церковь и революционное движение, М.,1988).

Представитель атикана в этой центральноамериканской стране был ещё более красноречив: "Я вижу в Никарагуа уникальную возможность осуществления в Латинской Америке революции нового типа(разрядка моя. - А. К.) , которая не была бы рабой схем, а исходила из традиций, из моральных, культурных и творческих потенций никарагуанского народа. Такую революцию должны были бы отличать от других движений три характерные черты: идеологический плюрализм, призыв ко всем слоям населения к возрождению родины в условиях свободы и ответственности, проведение преобразований совместно с церковью"(там же) .

заимоотношения церкви и сандинистов Никарагуа складывались по-разному. Да и Чавесу не всегда удаётся ладить с католическими иерархами е-

несуэлы. Однако "Социализм XXI века" имеет явную христианскую составляющую, выгодно отличающую его от советского.

Чавес наверняка учёл и открытую, хотя и предельно корректную, полемику, которую вели с Москвой легендарные лидеры латиноамериканских революционеров - команданте Че и субкоманданте Маркое(не путать с писателем!) .

Известно, что, вернувшись из Москвы, где он побывал во главе кубинской делегации, Че выступил с критикой СССР. После чего ему пришлось не только уйти из правительства, но и покинуть Кубу.