Виктор Астафьев - Награда и муки

Молодой писатель Максимов получает, кроме наставительной бумаги, рекомендательные письма к архангельским губернским властям, денежное содержание, и за пять дней по малонаселенным, полубездорожным местам покрывает тысячекилометровый путь из Петербурга до Архангельска — скорее, скорее работать! Молодость, крепкое в ту пору здоровье, талант жаждут деятельности во имя и на пользу Отечества, взыскующего после длительного духовного застоя и тяжкого поражения в Крымской войне здравой мысли, полезных деяний и обновления жизни.

Половину зимы молодой писатель занимается в архангельских архивах (в то время в состав нынешних Архангельской и Мурманской областей входила часть Коми АССР и Карельской АССР), много материалов скопилось в газетах и рукописях, в сведениях, присылаемых чиновниками, учителями, священниками, но книг, посвященных этому краю, написано было еще мало, так что в предстоящей работе над книгой о Севере Максимову надо было выработать свои правила, свою систему «отбора информации», как ныне принято говорить, но более всего полагаться на свои наблюдения и память, очень цепкую и глубокую.

Лед на реках сошел, потеплело, подсохло, и молодой писатель отправился в путь по Беломорью, где как, где на чем, от селения к селению.

Указ губернского правления, разосланный по уездам, о всяческом содействии уполномоченному морского министерства имел совсем не те последствия, на которые рассчитывали авторы его и сам путешественник. Его принимали с почтением, но и с большой осторожностью, как ревизора или фискала, боясь откровенностей, столь необходимых в общении в народом. Особенно скрытны были старообрядцы — значительная часть населения Беломорья.

Но по свидетельствам современников, Максимов никогда не позволял себе исполнять работу спустя рукава, и, имея уже опыт общения с народом, совсем не похожий по внешности на писателя, к тому же с бородой, где хитростью, где своим неиссякаемым обаянием, чуждый заносчивости, фарисейства, хвастовства, необычайно живой и остроумный собеседник, Максимов находит пути в дома и сердца уединенного и к его удивлению довольно грамотного, но суеверного народа. Цивилизованность и грамотность поморов, чувство красоты и воли, своеобразный и богатый язык — все-все это обогащало наблюдения молодого литератора, наполняло новизной мысли.

Набрав разгон, уже по своей воле и охоте, Максимов проехал по Белому морю до Ледовитого океана, побывал в тогдашней Лапландии, на Соловецких островах и добрался аж до реки Печоры, потратив на это путешествие четыре месяца, а на все предприятие — целый год.

Книга, им написанная, так и называется просто, доходчиво и объемно: «Год на Севере».

Появившаяся в 1859 году, она имела большой успех. Ее читали нарасхват, Максимов становится популярным писателем. Русское географическое общество удостоило книгу «Год на Севере» Малой золотой медали, все прогрессивные журналы высоко оценили ее. Великий князь Константин Николаевич, пригласив Максимова к себе на завтрак, подробно расспрашивал его о путешествии, и результатом этого завтрака и разговора явилось новое поручение писателю поездка на Дальний Восток для исследования только что присоединенного к великой державе Амура, способы колонизации которого вызвали резкую полемику в печати.

Результатом же поездки на Амур явилась книга Максимова «На Востоке. Поездка на Амур». Кроме того, в конце пятидесятых начале шестидесятых годов им написаны очерки «В дороге», «Чайная торговля», «О народной грамотности» «Сказание о сидении донских казаков в Азове», «Авраамов монастырь в городке Чухлома» и многие другие.

Некоторые очерки Максимова напечатаны в журнале «Искра», редактором которого был его друг Василий Курочкин — поэт, переводчик стихов Беранже, прошедший тяжкую дорогу российского литератора и много сделавший для отечественной словесности — и своим пером, и деятельностью на посту редактора популярного в ту пору журнала.

К началу шестидесятых годов относятся статьи и рассказы Максимова из истории русского раскола: «История о взятии Соловецкого монастыря», «Два послания протопопа Аввакума», «Житие старца Корнилия», «Патриарх Никон».

Работоспособность молодого писателя, жадность деятельности, любознательность, творческая страсть и неудержимая тяга к путешествиям и изучению отечества своего — поистине редкостны, и послужить бы им примером для нынешних, малоподвижных, нелюбопытных литераторов российских. Ему пора возвращаться с Востока домой с кучей материалов, наблюдений и впечатлений, но он принимает предложение обследовать тюрьмы, каторги и быт ссыльнопоселенцев в Сибири. Поручение сложное, объемное, одному человку почти непосильное, однако Максимов блестяще справляется с задачей, собирает огромный материал и пишет книгу «Тюрьма и ссыльные», которая хотя и была строго документальная, без обобщений и умышленных добавлений «от себя», показалась, тем не менее, опасной для опубликования, и морское министерство опубликовало ее «секретно» и очень малым тиражом. И в журналах щепетильный материал тоже не проходил. И только спустя годы появляются обстоятельные описания «мест отдаленных», рассказы о «Мертвом доме».

Писатель, широко уже известный читающей публике, поедет еще на Урал и на Каспийское море. Затем он объедет Белоруссию, часть Литвы, Псковскую, Смоленскую, Виленскую, Гродненскую губернии, и, обогатившись новыми наблюдениями, создаст новые произведения.

Тем временем изменилось направление «Морского сборника». Новый его редактор исключил вообще литературный отдел из этого издания. И Максимов принужден стучаться в двери «Отечественных записок», в «Дело», в «Семью и школу».

Какое-то время Максимов редактировал книжки для народного чтения, занимался делом, совершенно новым в России и трудным. Он и сам написал для этого издания, предпринятого министерством просвещения, до двух десятков книжек: «Край крещеного света», «Святые места русской земли», «Степи», «Дремучие леса» и другие, очень дорожил ими и некоторые из них неоднократно переиздавал.

Постепенно Максимов утрачивает рвение к скитальчеству, да и здоровье его к сорока годам уже заметно было подорвано дорожными лишениями и неудобствами, а громадный собранный материал требовал оседлой, усидчивой работы.

С 1866 года в «Вестнике Европы» печатаются его статьи и очерки о «Стране изгнания» — Сибири, о каторге, о деле петрашевцев, творчески освоены, изучены им записки декабристов. Бдительная цензура корнала и «кастрировала» произведения Максимова, но и в урезанном виде они вызывали огромное любопытство в обществе, читались с захватывающим интересом.