Савелий Дудаков - Этюды любви и ненависти

Объявить, что мира без обмена пленных не будет… пусть знают все, что безотлагательно отдавать в приказе о предании их военно-полевому суду, дабы судить их немедленно по вступлении на родную землю, которую они предали и на которой поэтому они жить не должны"59.

Эти многочисленные приказы не могли остановить потока добровольно сдававшихся. И в этих приказах нет ни слова о евреях, представлявших ничтожную часть мобилизованного воинства. По подсчетам генерала В. И. Гурко, на 31 декабря 1916 г. на военную службу было призвано 14 700 тыс. человек60. По подсчетам Центрального статистического управления, опубликованным в 1925 г., Россия "погнала на бойню" около 16 млн человек, т. е. почти половину всех трудоспособных мужчин.

Согласно А.А. Самойло, потери, понесенные Россией в войне, составили 28% общих боевых потерь, 27% санитарных потерь и 3,5 млн пленными61. (Евреев призвано за все время войны 600 тыс.) Еще 21 января 1915 г. главнокомандующий Северо-Западным фронтом генерал Н.В.

Рузский писал начальнику Генерального штаба Янушкевичу: "К прискорбию, случаи добровольной сдачи в плен среди нижних чинов были и бывают, причем не только партиями, как сообщаете вы, но даже целыми ротами"62. Лемке был убежден, что основная причина такого поведения солдат -недовольство нищенским и убогим существованием и отсутствие надежд на перемены к лучшему.

Кстати, генерал Дрейер, не замечая вопиющей несправедливости, сетовал на однообразие меню офицерской столовой. Завтрак был всегда известен заранее: после водки на закуску дают осетрину, жареную индейку, цветную капусту с горошком и мороженое63. На предыдущей странице описана солдатская пища: 23 золотника мяса, да еще с недовесом, непропеченный хлеб – одним словом, "хлеб да каша – пища наша".

А что говорить о солдате-еврее, который если соблюдал кошерность, то перебивался с хлеба на воду и либо медленно умирал от голода (такие случаи в документах зафиксированы), либо должен был перейти на "гойскую" пищу. Конечно, никого не интересовали религиозные проблемы евреев и мусульман.

Тяжкая участь русского солдата беспокоила мыслящих людей еще до войны. В журнале "Разведчик" (1910, № 10), редактором которого в эту пору был генерал М.В. Грулев, подробно обсуждался вопрос об улучшении солдатского рациона. Предложение пополнить меню за счет котлет, рагу, студня и тому подобных продуктов было отвергнуто, и не только по причине непосильных для казны расходов, но и потому, что "военное начальство признало, что если простолюдина в течение трех лет службы приучать к подобным яствам", доступным далеко не всем относительно зажиточным горожанам, то служба развратит крестьянскую молодежь, "ибо кто же после казенных рагу, котлет и студня захочет вернуться в деревню, где часто за недостатком средств едят хлеб с мякиной, а мясо видят не более двух раз в году"64.

Лемке упоминает донесение главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерала Н.И.

Иванова, согласно которому в декабре 1915 г. поток добровольно сдавшихся в плен евреев и поляков не только с передовой позиции, но из тыловых учреждений усилился. Это бегство было якобы спровоцировано немецкими прокламациями, обещавшими возвращение на родину и получение полного немецкого пайка65. Иванов между прочим предложил неблагонадежных поляков и евреев направить на Кавказский фронт. Недооценивать немецкую пропаганду не стоит, но главную причину бегства надо искать не в ней, а в развале страны. Тот же Михаил Константинович Лемке 3 марта 1916 г. записал страшное пророчество: "Россия попала в безвыходное положение, в котором уже нет возможности предвидеть конец. Мы летим на всех парах к какому-то страшному краю, к тому ужасному концу, который никому неясен, но неизбежен… Ясно, что развязка будет страшна своей стихийностью, бессистемностью, безрезультативностью и еще большим хаосом. Кровь стынет в жилах при мысли о том, до чего довел и еще доведет Россию проклятый род Романовых… Надо не проглядеть и другой процесс, происходящий параллельно: развитие общей ненависти друг к другу… Когда при наличности всего этого подумаешь о революции… становится страшно; это святое слово мы опоганим… О каком свободном народе может быть речь среди дикарей и зуавов, воров и грабителей, шкурников и трусов…"66.

Далее привожу очень краткий список евреев, получивших отличия на фронте. В моей картотеке около тысячи имен, здесь ограничусь лишь несколькими десятками. Обычно евреев награждали медалями и Георгиевскими крестами IV степени. Причин было много. Об одной я уже писал, ссылаясь на генерала Брусилова. Даже во время Великой Отечественной войны еврейская фамилия порождала заминку. (Отсылаю к эпизоду романа Константина Симонова "Живые и мертвые" с немцем Поволжья, имевшим "еврейскую фамилию Гофман".) Корреспондент "Еврейской трибуны" Л. Яковлев уже после войны писал: "…особенно сказалось усердие цензуры в деле сокрытия положительных военных актов русских евреев не только от Запада, но и от русского общественного мнения… В отношении деяний еврейских воинов цензура налагала запреты на все. Она препятствовала опубликованию имен получивших отличия евреев-героев… воспроизводить их в кинематографах. Она противилась проникновению не только в еврейскую, но и в общую русскую печать всяческих сведений о выдающихся подвигах воинов-евреев. Она закрывала даже еврейские органы за одну попытку предпринять анкеты о евреях на войне. И потому вклад русского еврейства в общее дело борьбы за великие принципы мало известен русскому обществу и совершенно неизвестен всему остальному культурному миру"67.

Другая причина – следствие прочих: евреи "состояли в нижних чинах", а значит, их награждали солдатскими наградами. Из-за цензуры военного времени описания подвигов короткие и отрывочные, много осталось "за кадром". Лишь изредка еврейские газеты и журналы печатали подробные рассказы о героях, как правило, о тех, которые после ранения находились в госпиталях, т. е. сведения корреспонденты добывали из первых рук. Монотонность в изложении этого материала, почерпнутого мною в основном из двух изданий – "Еврейской недели" и "Нового восхода"68, неизбежна. Интерес представляют многие имена, фамилии и отчества. Часть из них в советское время "вымерла", часть возродилась в Израиле.

Визельберг Иосиф Рувинович, 20 лет, родом из Яхтушкова Могилевского уезда Подольской губернии, рядовой, награжден медалью IV степени; ранен 19 октября 1914 г. под Двинском. Доставлен в Петроград, в городской лазарет. По профессии – типограф.

Вейс Шлема, 27 лет, из Венгрова Седлецкой губернии, рядовой, награжден Георгиевским крестом IV степени. Ранен в Восточной Пруссии 17 августа 1914 г. в ногу и оставлен своей ротой в лесу, ждал помощи. Подобрали санитары, перевезли в медпункт. Здесь был захвачен немцами. В плену ампутировали ногу. После обмена тяжелораненых военнопленных доставлен в госпиталь Петрограда. Служил в банкирской конторе. (В этой "справке" удивляет гуманность противника.) Зинкевич Исаак Нусенович, будучи в одном из московских госпиталей, получил медаль IV степени за храбрость.