Савелий Дудаков - Этюды любви и ненависти

И это не случайно вырвавшаяся фраза. Он не раз сетовал на свою каменскую жизнь:

"…мы живем там не среди зелени и не на лоне природы, а рядом с жидовскими жилищами, что воздух там всегда отравлен испарениями из местечка и из завода, что под боком у нас; центр местечка, с лавками, с шумом и жидовской суетней"108.

Историк подскажет, что еврейское местечко Каменка Чигиринского уезда Киевской губернии получило привилегии от польского короля Августа III в 1756 г. В середине XIX в. в нем проживало порядка 1700 душ; по переписи 1897 г. – 6746, из коих 2193 евреев109.

В отличие от Петра Ильича его родственник довольно тепло описывает это местечко: широкая главная улица с одноэтажными кирпичными строениями, которые принадлежат евреям, в них – магазины с многочисленными и разнообразными товарами. Конечно, все остальное взор не ласкает: еврейские лачужки на грязных улочках, синагога и хедер. Местечко как местечко. Но оно вошло в историю по многим причинам – здесь и Хмельницкий, и декабристы, и Денис Давыдов, и Пушкин, и, разумеется, великий композитор. Вопреки всему, что он писал фон Мекк, Чайковский Каменку любил. Ибо это место было связано с людьми и событиями любимого им XVIII в. – века Екатерины, с боготворимым Пушкиным. В письмах родственникам он с сожалением констатировал, что не может часто бывать в Каменке. Кто-то считал, что здесь, в Каменке, Чайковский черпал малороссийские мотивы. Но это не так: "…несмотря на широко распространенное мнение о том, что Петр Ильич высоко ценил украинские народные напевы и многое из них взял для своих сочинений, в действительности его постигло большое разочарование. То, что он услышал в Каменке, было лишено оригинальности, а по красоте уступало великорусским песням"110.

Понятно, что еще меньше прислушивался он к еврейским мелодиям. Впрочем, уроженка Одессы литератор Руфь Александровна Зернова утверждала, что за скрипичным концертом Чайковского в ее родном городе закрепилось название "Сима, я тебя люблю"…

Тесть композитора Игоря Федоровича Стравинского (1882-1971) Гавриил Трофимович Носенко имел приватный и необычный для врача заработок: он в начале 90-х годов XIX в. владел винокурней. В это же время, в 1892 г., вышел в свет роман Иеронима Ясинского "По горячим следам". Один из героев романа врач-еврей, он же управляющий спиртным заводом. Другой персонаж по фамилии Онуприенко – тоже еврей и тоже работник завода (ипостась писателя И.Н. Потапенко). Обитателей села Устилуга Стравинский в воспоминаниях назвал крестьянами – это не описка: евреи здесь, кроме торговли и ремесла, занимались хлебопашеством. Кладбище принадлежало еврейской общине (православным в нем большой нужды не было). Эти детали, почерпнутые из воспоминаний Стравинского, я привожу для того, чтобы показать, как по-разному великие люди подчас воспринимают и оценивают, казалось бы, одно и то же. В письмах Чайковского – там, где о Каменке, – явная брезгливость, его обоняние возмущено. У Стравинского ничего подобного нет, и вовсе не из отсутствия обоняния, напротив, его воспоминания, может быть, как никакие другие полны всяческих запахов… кроме смрада. Его Игорь Федорович просто не замечал.

Как известно, Модест Петрович Мусоргский (1839-1881) мелодию одного из самых знаменитых своих творений – кантаты для соло и хора "Иисус Навин" (Стой, солнце!) – подслушал у соседа. Обстоятельства, при которых была создана кантата, не раз описывались, опишу их и я.

Осенью 1874 г. Мусоргский жил в бедном районе Петербурга, примыкавшем к Сенному рынку (так называемые места Достоевского). Здесь же жили немногочисленные евреи: отставные солдаты, ремесленники, аптекари… В квартире одного из соседей композитора, бедного еврея-портного, располагалась молельня. Однажды во время праздника Суккот (Кущей) Мусоргский через открытое окно услышал очаровавшее его канторское пение. Вдохновленный, он тотчас переписал свою "Боевую песнь ливийцев" для хора из оперы "Саламбо" (1876 г.), включив в нее заимствованные из еврейских молитв мелодии. Среднюю часть сочинения – "Плачут жены Ханаана" – он написал заново. (Один музыкальный критик 30-х годов теперь уже прошлого века констатировал, что это произведение, основанное на народных еврейских напевах, – жемчужина в творчестве композитора.) Такова история создания одного из самых красивых произведений русского хорального искусства. Кантату "Иисус Навин" Мусоргский иногда называл "Про Иисуса Навина". Позднее он переписал ее в соло для рояля, и с неизменным успехом исполнял сам на концертах. (На полях нотной тетради рукой Мусоргского проставлена дата транскрипции – 2 июля 1877 г.) Мусоргский неоднократно возвращался к истории создания "Навина", о чем в воспоминаниях о Модесте Петровиче поведали и Владимир Стасов, и Н.А. Римский-Корсаков111.

Во время работы над "Симфонией псалмов"* И.Ф. Стравинскому было важно ощутить стихию древнееврейского языка. Поэтому, скажем, над "Авраамом и Исааком" он работал с текстом на иврите. Стравинский писал, что псалом 40 (в славянской традиции) – не что иное, как мольба о новом песнопении, которым является "Аллилуйя".

Этот восхваляющий Бога припев воскрешал в его памяти Петербург и празднующего, как и сосед Мусоргского, "Суккот" (Кущи) соседа-еврея. Он не был бедным портным из района Сенного рынка, он был богачом, почти европейцем, жившим на Миллионной:

«Слово "Аллилуйя" до сих пор напоминает мне торговца галошами, еврея Гуриана, жившего в Санкт-Петербурге в квартире под нами; по большим религиозным праздникам он сооружал в своей гостиной палатку для молитвы… Стук молотка при сооружении этой палатки и мысль о купце-космополите, воспроизводящем в санкт-петербургской квартире молитвы своих предков в пустыне, производили на меня столь же глубокое впечатление, как свой собственный религиозный опыт»112.

Рассуждая о том, что сближает его с австрийским композитором Арнольдом Шёнбергом (1874-1951) (отношения между ними были сложными), Игорь Федорович на первое место поставил веру в Бога. Какого Бога? Вот ответ: "1. Общая для обоих вера во Власть Божества (Divine Authorite), в иудейского Бога, библейскую мифологию, католическую культуру"113.

* Официальное название "Симфония псалмов для хора и оркестра в трех частях на латинские тексты Ветхого завета: Псалтирь: Пс. 38; 13, 14(1); Пс. 39; 2-4(2); Пс. 150 (3). Эта симфония сочинена во славу Бога…" Первое исполнение – Ницца 1930 г.

(Отмечу удивительное для советского времени написание с заглавной буквы имени Господа.) Далее, в четвертом пункте, он говорит о схожести судеб:

"Общее у нас изгнанничество к одной и той же чуждой культуре, где мы написали некоторые из наших лучших вещей (его IV квартет, мой "Авраам и Исаак") и где нас все еще играют гораздо меньше, чем в изгнавшей нас Европе".