Андрей Добролюбский - Великое перерождение народов

Таким образом, при формальном распределении «эталонных» кочевнических древностей по «эталонной» же хронологической схеме образуются два немалых сменных разрыва. Один из них (V–IХ века включительно) соотносится с эпохой Великого переселения народов, которая при этом обильно и обстоятельно освещена в письменных источниках. Последние в совокупности создают яркую историческую панораму — степь в эту эпоху была «переполнена» многочисленными кочевыми ордами. Между тем никакие классификационные ухищрения позволяют нам убедительно выделить погребения гуннов, аваров, кочевых болгар или венгров и пр. — ничего не получается. Это факт — таких памятников Северо-западном Причерноморье нет. Видимо, здесь не место комментировать различные объяснения, которые этому факту предлагаются — они носят характер лишь общих соображений и рассуждении [ см. обзор в: 8:41–70; 13; 16 и др . ], м потому не слишком удовлетворительны. Впрочем, ими приходится довольствоваться, и мы все к этому привыкли.

Другой временной разрыв (с середины XIV–XVI вв. и далее) археологи объяснить даже не пытаются. Просто этим никто серьезно не занимается. К тому же «есть мнение», что компетенция археологии на этом времени вообще заканчивается. Достаточно заглянуть в любой учебник по археологии — изложение материала после XIV века просто прекращается [ напр.: 5, кн.2 ].

Снова подчеркнем: упомянутые временные разрывы образовались в классификационных схемах, которые созданы археологами-норманистами совершенно независимо. Они слишком бросаются в глаза и очень невнятно объясняются. Такое ощущение «источниковедческого вакуума» вряд ли может столь остро испытать, например, историк западноевропейского средневековья, имеющий дело с обилием разнообразных и многочисленных источников для любой эпохи. А наш археологический материал вполне обозрим.

Как бы там ни было, классификационно-типологическое изучение погребальных памятников кочевников I тыс. до н. э. — II тыс. н. э. привело к созданию самостоятельной и внутренне независимой системы периодизации кочевнических древностей. Ее соотнесение с общепринятой хронологической системой явно неудовлетворительно и исторически не слишком объяснимо. Такие соображения естественно побуждают нас сопоставить «нашу» археологическую периодизации с «новой хронологией», содержащей конкретные предложения по соответствующим «смещениям» исторических периодов [ 12:191, 261 ].

Если рассуждать сугубо формально применительно к нашему материалу, то с точки зрения «новой хронологии» все археологические памятники степей между Южным Бугом и Дунаем, начиная с киммерийского времени, в принципе должны переместиться в наше тысячелетие в хронологический диапазон после Х века н. э. В таком случае мы методически обязаны просто проигнорировать их установленные ранее хронологические привязки к имеющейся общепринятой схеме. Это же нас обязывает изначально рассматривать все известные памятники в совокупности, как единый массив и применить к ним соответствующие средства классификационного анализа, которые для таких случаев разработаны чрезвычайно обстоятельно [ см. напр.: 10 ], в том числе и для изучения погребальных памятников.

Конкретная методика подобного рассмотрения была в свое время нами предложена [ 7:27–30 ] и публичных возражений не вызвала. Эта методика заимствована из разработок по исследованию мифологических и фольклорных текстов. Ведь обрядность — это всегда «текст». В частности, наша методика предусматривает упорядочивание и составление классификационной системы обрядное в диапазоне от «максимального инварианта» (гипотетический обряд, содержащий все элементы, встретившиеся хотя бы в одном варианте) до «минимального инварианта» (обряд, содержащий в себе только те элементы, которые встретили во всех вариантах). Конкретная обрядность при таком подходе всегда располагается как бы «между» указанными инвариантами — она всегда включает в се элементы максимального, но почти никогда не совпадает с минимальным. Подобная постановка вопроса дает возможность независимого выделения в обрядности конкретных и сходных типологических серий-совокупностей. И лишь после этого судить, оказываются ли такие серии-совокупности индивидуальны или же дубликатными.

Представим себе массив всех известных кочевнических погребений (исключая очевидные могильники) начиная с эпохи раннего железа (рубеж II–I тыс. до н. э.) до XVIII в. — на западе степного Причерноморья. Это — отдельные погребальные памятники, которые образуют типологические единства (надо признать) только лишь в сознании классификаторов — как некие серии-эталоны. Если рассмотреть весь массив с точки зрен конструктивных особенностей могил, то легко можно видеть — выразительные («эталонно-атрибутивные») памятники киммерийского и скифского времени не образуют очевидных крупных сходных («дубликатных») серий-совокупностей. Это — явные индивидуальные инварианты. Зато их образуют два типологических массива, которые достаточно надежно датируются I в. до н. э. — IV в. н. э. и Х-ХIV вв. н. э. каждый. Первый соответствует «сармато-аланскому» времени, а второй принято относить к «поздним», «средневековым» кочевникам. Такие массивы являются «эталонными» — каждый для своей эпохи.

Снова отвлечемся от имеющихся датировок — от «заведомой» хронологической и этнокультурной разницы этих массивов и их «заведомого» исторического контекста — и рассмотрим оба массива в совокупности, по максимальному инварианту. Объединение происходит лишь на формально-типологических основаниях.

Можно видеть, что обе серии памятников — сармато-аланская и печенежско-половецкая — при их сопоставлении с точки зрения погребальных конструкций довольно сходны. Обе они также сопоставимы по продолжительности существования и имеют сходные внутренние подтипы: ранние этапы сарматского и печенежско-торческого времени характеризуются преимущественно впускными могилами в насыпи более ранних курганов. Погребенные лежат в узких или широких ямах, вытянуто на спине. Ориентировки их разнообразны и не закономерны. В обоих случаях встречены и т. н. «диагональные» типы захоронений, а также ямы с заплечиками. В конце каждого из периодов наблюдается появление ям с нишеподобными подбоями и в катакомбах разных размеров. С сопоставимой частотой встречаются дощатые гробы, колоды, следы огня. Более ранние погребения в массе своей впускные, затем появляются и «основные», но под малыми курганными насыпями [ сравн: 5, кн.1:144–146, 15:87–100 и 6:29–46, табл.4–6; 16; 17:120–132 ]. Можно заключить, что по типам обрядности (с точки зрения конструктивных особенностей могил) обе серии соответствуют условиям и максимального и минимального инвариантов. Математические подсчеты здесь, разумеется, возможны, но представляются излишними — это и так всем ясно.