Сергей Валянский - Забытая история русской революции. От Александра I до Владимира Путина

В последнем десятилетии XVIII века сильно вырос рабочий класс в Европе, и вместе с тем обнаружилась его крайняя необеспеченность: нищета и голод распространились в невиданных до тех пор размерах. Под этим впечатлением Т. Мальтус написал свою знаменитую книгу, в которой возлагал всю вину нищеты рабочего класса на него самого, — на его непредусмотрительное размножение, и доказывал, что население возрастает вообще гораздо быстрее, чем увеличиваются средства существования в силу неизбежного закона природы. Идеи Мальтуса были восприняты крупнейшими экономистами, среди которых А. Смит, Ж. Б. Сэй, Дж. Милль и другие; Давид Рикардо включил эти положения в разработанную им теорию заработной платы.

Сто лет спустя, в конце XIX века, в Англии и особенно во Франции прирост населения значительно уменьшился или даже вовсе приостановился. Мальтузианство стало быстро терять здесь приверженцев: решили, что оно верно не для всех времён и не для всех народов.

Первая мировая война, голод и революции 1917–1922 годов дали идеям Мальтуса новую жизнь. Выдающийся экономист Джон Мэйнард Кейнс, проанализировав данные статистики, показал, что накануне войны в Европе наблюдались признаки перенаселения, что именно перенаселение Германии и России в конечном счёте вызвало Первую мировую войну и революцию в России. В таких условиях Германия активно готовилась к переделу мира и тратила большие средства на вооружение. Если к 1913 году, в сравнении с 1900-м, английский военно-морской бюджет увеличился на 186 %, а французский на 175 %, то германский поднялся на 375 % — рост вдвое выше, чем в Англии! Англия и Франция не имели такого прироста населения, как Германия, — и вот оказывается, что и в самом деле от демографической динамики, сопоставленной с ёмкостью природы, зависит и экономика, и накал экспансии вовне.

Однако есть масса данных для предположения, что решающей в развязывании войны была роль США. Американский капитал исподволь науськивал европейские державы на столкновения с тем, чтобы, гигантски усилившись за счёт военно-промышленных поставок воюющим сторонам, в нужный момент предстать перед ослабевшими конкурентами в качестве «главного распорядителя» в решении международных вопросов.

А прологом и поводом к Первой мировой стали балканские войны 1912–1913 годов. В 1912-м объединившиеся в результате усилий русской дипломатии Сербия, Черногория, Болгария и Греция начали войну против Турции, столь долго угнетавшей их, и нанесли ей поражение. Германия и Австро-Венгрия, рассматривая образование Балканского союза как нежелательный для них успех России, постарались этот союз развалить, и подтолкнули Болгарию к выступлению против Сербии и Греции. В ходе второй балканской войны Болгария, на которую ополчились также Румыния и Турция, потерпела поражение.

Все эти события существенно обострили российско-германские и российско-австрийские противоречия, зато союз Англии, Франции и России — Антанта, укрепился.

16 июля 1914 года, после того, как Австрия начала военные действия в Сербии, Николай II подписал указ о всеобщей мобилизации, однако, не объявляя никому войны. Три дня спустя войну России объявила Германия, а 3 августа она же объявила войну Франции. На следующий день Англия, под предлогом нарушения немецкими войсками нейтралитета Бельгии, объявила войну Германии. Затем, 23 августа в войну на стороне Антанты вступила Япония. Вооружённый конфликт приобрёл мировой характер.

Хотя державы Антанты по людским и материальным ресурсам существенно превосходили австро-германский блок, степень их готовности к широкомасштабным боевым действиям была ниже. Рассчитывая, как, впрочем, и все страны-участники конфликта, на молниеносную войну, Германия предполагала быстро разгромить Францию, а затем всеми силами обрушиться на её восточную союзницу.

Экономика России развивалась хоть и быстро, но, как уже сказано, с отставанием от Европы, а особенно от Германии; громадным было отставание и по вооружению, что, конечно, снижало её шансы. Но самое печальное, что война эта так и не стала народной, в отличие от, например, войны с Наполеоном, хоть и обращался к народу государь с просьбой о «консолидации» в своём манифесте:

«В грозный час испытаний да будут забыты внутренние распри. Да укрепится ещё теснее единение Царя и Его народа и да отразит Россия, поднявшаяся как один человек, дерзкий натиск врага…»

Ничего этого народ не понимал. В воспоминаниях героя войны А. А. Брусилова мы находим подтверждение этому:

«…Даже после объявления войны прибывшие из внутренних областей России пополнения совершенно не понимали, какая это война свалилась им на голову. Сколько раз спрашивал я в окопах, из-за чего мы воюем, и всегда неизбежно получал ответ, что какой-то там эрц-герец-перц (австрийский эрцгерцог Франц Фердинанд, — Авт .) с женой были убиты, а потому австрияки хотели обидеть сербов. Но кто же такие сербы — не знал почти никто, что такое славяне — было также темно, а почему немцы из-за Сербии вздумали воевать, было совершенно неизвестно. Выходило, что людей вели на убой неизвестно из-за чего, то есть по капризу царя».

Уже 26 июля 1914 года при голосовании в IV Государственной думе (она начала работать в ноябре 1912) по вопросу о предоставлении военных кредитов правительству, фракция социал-демократов выступила со следующей декларацией о войне:

«Настоящая война, порождённая политикой захватов, является войной, ответственность за которую несут правящие круги всех воюющих теперь стран. Пролетариат, постоянный защитник свободы и интересов народа, во всякий момент будет защищать культурные блага народа от всяких посягательств, откуда бы они ни исходили — извне или изнутри. Но когда раздаются призывы к единению народа с властью, мы, констатируя, что народы России, так же как и все народы, вовлечены в войну помимо своей воли, по вине их правящих кругов, считаем нужным подчеркнуть всё лицемерие и всю беспочвенность этих призывов к единению».

Присоединиться к этой декларации эсдеков собирался и лидер партии трудовиков А. Ф. Керенский, но раздумал.

Лидер кадетов П. Милюков позже писал:

«Конечно, в проявлениях энтузиазма — и не только казённого, — не было недостатка, особенно вначале. Рабочие стачки — на время — прекратились. Не говорю об уличных и публичных демонстрациях. Что касается народной массы, то её отношение, соответственно подъёму её грамотности, было более сознательное, нежели отношение крепостного народа к войнам Николая I, или даже освобождённого народа к освободительной (русско-турецкой, — Авт. ) войне 1877–1878 гг., увлёкшей часть нашей интеллигенции. Но в общем набросанная нашим поэтом картина — в столицах „гремят витии“, а в глубине России царит „вековая тишина“ — эта картина оставалась верной. В войне 1914 года „вековая тишина“ получила распространённую формулу в выражении: „Мы — калуцкие“, то есть до Калуги Вильгельм не дойдёт».