Газета Завтра - Газета Завтра 800 (64 2009)

Всегда есть выход из катастрофы. Иногда он состоит в том, чтобы уйти с траектории, которая ее обеспечивает. Иногда в том, чтобы самопреобразоваться в ее горниле. Но суть катастрофы в том, что на каждом новом этапе такой выход будет требовать все больше воли и разума, а их будет становиться все меньше.

Итак, обеспечение бессубъектности является суперфактором в рамках перестройки (-1, -2, -3 и так далее). Обеспечение бессубъектности будет осуществляться не только через изъятие смыслов. Субъект — это единство смыслов и связей. Связи поддерживаются смыслами. Смыслы подкрепляются связями.

Продолжение следует

Человек беспредельно свободен. По обе стороны от его смерти нет ничего, что могло бы сковать его и подчинить, и принудить, и запрячь в ярмо.

Человек свободен от гнёта физических законов и немощей собственного тела. Он может сделать то, на что не отважатся ни боги, ни камни — свести счеты с этой грубой плотью, мешающей ему летать или жить безгрешно. Яблокам всемирного тяготения не повредить его могучий дух.

Человек свободен от правил и общественных установлений. Если он и соблюдает их, то лишь из своего великодушия. В любой момент он может восстать против кем-то выдуманного "порядка", и дальше всё решит сила его воображения. Но и самый приземлённый из людей способен схватить отцовскую "беретту" и перестрелять, точно воробьев, тех, кто покушался на его свободу. "А если он — в оковах, в узилище, перед расстрельным рвом, какая же тут свобода?!" Да всё та же, конечно. Даже в самой поганой ситуации наша "беретта" лежит под подушкой, заряжена.

Человек свободен от вышестоящих: семьи, "наставников", государства. Никому и ничего он не должен. Ложью является мысль, будто человек кому-то обязан своим становлением. Он сам стал тем, кто он есть: ведь никакие "учителя" не способны ни на йоту повлиять на "ученика". Учителя не учат, наставники не наставляют, власти не властвуют. Человек может, конечно, воздать им должное — он может даже принести себя в жертву государству, но не из чувства долга, а от своей великой любви.

Вообще, идея, будто человек является "глиной", из которой внешние обстоятельства в лице родителей, преподавателей или властей лепят на свой вкус очередного своего адепта, — одно из наиболее дурных заблуждений. Человек — не глина, но цветок в этой глине. Он растёт из собственного ядрышка — растет вверх, наливаясь силой и раскрывая бутон — и никакие "селекционеры" не в силах изменить цвет его лепестков.

Человек свободен и от тех, кто якобы зависит от него, — от его детей. Максимум, что может он им передать, — это собственные черты лица. Всё остальное, включая пищу и кров, ценности и заповеди, те возьмут от мира сами, если так сложится их судьба.

Но даже от судьбы своей человек свободен. Всё, что с ним совершается и свершится ещё, диктуется не внешними обстоятельствами, а скорее внутренним произвольным складом его характера.

Человек свободен от "смыслов жизни". Любой из вопросов о "предназначении человека" подразумевает, будто он — лишь инструмент и средство чьей-то воли, персонифицированной или нет. Но величие человека заключается хотя бы в том, что он способен любую уготованную для него мессианскую роль разбить о стену собственного высокомерного пренебрежения: "А зачем это? Дальше-то что?" Если задавать этот вопрос достаточно долго (впрочем, для экономии времени достаточно двух "контрольных точек": смерти Солнца и гибели Вселенной), ответы иссякнут, и последует грозный окрик: "Ну-ка, замолкни сейчас же!"

Какие есть максимы из наиболее известных? "Спасти Вселенную"? "Победить Смерть"? "Побороть Зло и приблизить Царствие Небесное"? "Прервать цепь страданий"? Ну или "Послужить пищей для плесени и вирусов"? Все прочие, более мелкие цели ("Продлить свой род", "Послужить людям", "Достичь совершенства") так или иначе сводятся к подобным метафизическим максимам…

— А зачем? А дальше что? — И в конце концов последует оскорбительный для человеческого духа ответ: "Дальше — ничего. Затем, что так уж получилось". И тогда человек посылает этих "предназначенцев" к чёрту, понимая, что он волен жить ради чего угодно — лишь бы не быть чьим-то средством.

И любовь, и красоту, и даже несуществующую справедливость человек творит и принимает свободно. Иначе-то с ними и не совладать. Рабу неведома любовь, скованным глазом не охватить красоту, и справедливость человек может явить, лишь уйдя "по ту сторону" от смешных условностей и установлений, вроде конституций или партий.

Свобода — это отсутствие страха потерять. Но человеку ничего не принадлежит в этом мире, кроме него самого, поэтому по-настоящему потерять что-либо невозможно. Да и в последующем мире нет ничего, что человек мог бы назвать своей собственностью. Так чего же бояться?

Бессмысленен вопрос "Для чего же нужна такая свобода?" Свобода — это не молоток, чтобы ею вбивать гвозди. Если чем-то человек и отличается от облаков, зверей и звёзд, так это тем, что он свободен, а они — нет. Человек знает, что мир вокруг него любой на выбор, и единственным из всех здесь является Творцом. Он творит себя, а значит, сотворяет и весь мир вокруг.

Когда Сан Хуан де ла Крус написал:

Своими милостями щедро одаряя,

Он торопливо над листвой дерев скользнул.

Все твари замерли, взирая.

Под их благоговейный гул

Он обликом своим весь мир обволокнул,

— он написал про человека.

Александр ПРОХАНОВ. Михаил Леонидович, я всю жизнь сочиняю романы. Писательское творчество состоит из разумных, рациональных решений и из абсолютно иррациональных, связанных с озарением. Имеет ли что-нибудь общее между собой творчество художника и конструктора? Как вы изобретаете двигатель? Улучшаете старые образцы? Откликаетесь на жесткий заказ военных? Или испытываете художественное озарение?

Михаил КУЗМЕНКО. Мне кажется, творчество художника и инженера объединяет свойственная только человеку потребность создать что-то новое, до него небывалое. Обстоятельства, побуждающие к творчеству, могут быть ужасные, — гонка, давление, даже насилие. И вдруг из всего этого возникает результат, рождается удивительное по своей новизне изделие. Трудно понять глубинную природу творчества. Иногда ищешь одно, а находишь совсем другое, как бы косвенное, параллельное. Иногда ты поддаешься обману, тебе начинает казаться, что это ты изобрел новое, забывая, что ты — интегратор усилий и устремлений тысячи других людей, каждый из которых переживает прозрение. Я думаю, что творцом становится тот человек, которому интересно творчество. Интерес — вот исходное для любой новизны, любого творчества. Это не значит, что интерес, увлеченность обеспечат победу, но это необходимое условие будущей победы.