Станислав Лем - Молох (сборник)

В свое время я позволил поэкспериментировать над собой, попробовав псилоцибин, препарат, представляющий собой вытяжку из грибка psylocybe , который действует аналогично давно известному мескалину, но менее сильно.

По воспоминаниям Станислава Игнацы Виткевича [185] Stanisіaw Ignacy Witkiewicz (1885–1939) — польский драматург, прозаик, философ, теоретик и критик искусства, художник. Считается одним из предвестников европейского театра абсурда. В некоторых своих романах в утопической форме изобразил распад современной цивилизации. известно из первых рук, как действует мескалин: вызывает сильные галлюцинации и, кроме того, очень неприятные соматические последствия (телесные, кишечные и т. п.). Но псилоцибин при употреблении в миллиграммной дозе таких побочных эффектов не вызывает. Впрочем, дело не в видениях, которые у меня возникали под влиянием этого галлюциногена, а в том, что, употребляя его и переживая какие-либо галлюцинации, человек ни на минуту не теряет осознания (знания) того, что все ему представляющееся, включая наиболее удивительные изменения пропорций собственного тела, изменение красок окружающего мира и его перспективы и т. д., является результатом действия препарата. Кроме этого, существуют такие галлюциногены, как LSD — производное лизергиновой кислоты, употребление которых может полностью стереть сознание фиктивности переживаемых видений, в результате чего человек может выйти на улицу и попасть под приближающийся автомобиль с полным ощущением, что тот является совершенно прозрачным. В результате употребления LSD также может развиться шизофрения.

Вышеописанное является лишь вступлением к классификации так называемой виртуальной реальности. Бывает, что факт входа в произвольно выбранную либо навязанную (программистами) виртуальность личность осознает, и это более или менее соответствует результатам действия галлюциногенов группы псилоцибинов (а также мескалина). Однако может быть и так, что виртуальная реальность полностью «вытесняет» нормальное состояние бодрствования. В результате чего «фантоматизированный» (это уже мой термин, означает нахождение в виртуальной реальности) не способен сделать вывод, бодрствует ли он в реальности или полностью закрыт, словно в коконе, в переживаемой как явь фикции. Впрочем, чтобы понять основные отличия между первым и вторым состоянием, любой нормальный человек может обратиться к опыту собственных снов. Бывает так, что человек внутренне убежден в полной реальности сна, и тогда, пробуждаясь, он часто недоумевает, как мог принять сон за действительность. Но может быть и так, что мы видим сны с ощущением, что это сон, по этому поводу народная поговорка гласит: «Сон — мечта, Бог — вера». Вот этим длинным вступлением я стремился подтвердить, что в настоящее время программируемая виртуальная реальность полностью осознаваема в том, что является реальностью виртуальной. То есть можно совершенно обоснованно утверждать, что подвергаемый иллюзии человек знает об этом. Если при этом он предпринимает наиболее рискованные действия по отношению к себе самому (или к другим лицам), например, прыгает в пропасть каньона Колорадо или с верхушки Empire State Building , либо (тоже не без удовольствия) душит или только избивает врага, если осознанно направляет автомобиль в бетонное заграждение — в каждом таком случае он знает, что все его поступки и всё происходящее с ним (либо то, что произойдет впоследствии), является лишь иллюзией, является фикцией, «качество» которой, то есть способность имитирования «действительной действительности», может быть близко к совершенству. Не важно, что будет переживаться, важно, каков при этом будет модус переживания: как во сне, который мы видим с ощущением того, что это сон, или как во сне, где присутствует субъективная уверенность, что все происходит наяву.

Эти рассуждения являются немаловажными: я бы сказал, что речь идет о наиболее фундаментальной разнице между иллюзией осознаваемой и иллюзией, неотличимой от реальности. Пока этот второй вид иллюзии еще не сумелиосуществить через подключение человека всем его sensorium , то есть всеми органами чувств, к компьютерной программе. Эта неосуществимость «совершенной» иллюзии, ее важнейших признаков, не является по природе «окончательной», и дело не в том, что мы не умеем или никогда не сумеем погружать людей в совершенную фантоматизированную действительность. Ибо различие не имеет ни «онтологического», ни «эпистемологического» характера, то есть ни рассмотрение «бытовых» качеств переживаемых явлений, ни исследование (практикой) этих феноменов прагматически не зависят ни от чего, кроме чисто технической возможности фантомата и его программы. Впрочем, я уже достаточно точно (на примерах) писал об этом различии в «Сумме технологии» тридцать с лишним лет назад. Короче говоря, акт снятия с головы «очков», через которые поступает поток фиктивно визуальной информации (например, что мы находимся внутри пирамиды Хеопса или в собственной квартире), как акт, который, повторяю, якобы должен вернуть нас к бытию в нормальной и обычной действительности, может также на развитой стадии фантоматизационной техники являться фикцией. (Что-то в этом роде, хотя и шуточное, можно найти в моей «Кибериаде»: там, например, где король Ширинчик «подключается» к «снящему шкафу», чтобы познать прекрасную «Мону Лизу», а оказывается, что из этого получается «монархолиз», то есть «разложение короля» в иллюзиях, которые невозможно отличить от действительности.) Поскольку эта история была литературной фикцией, никто ее, наверное, не принимал за прогноз, но что делать: я говорю о том, что есть. Фантоматические иллюзии, которые можно в их иллюзорности «демаскировать», мы реализуем, поскольку знаем, что позволили надеть на себя эти очки и сенсорные перчатки ( data gloves ), и что-нибудь еще, но на следующем этапе уже и эти действия могут оказаться очереднойступенью иллюзии.

Почему я столько об этом говорю? Потому, что вошли в моду сказки об «интерактивном телевидении», об интернетах, о так называемом WorldWeb , или Netropolitan , или Euronet , и повторяют нам и даже, поправлю, внушают, что через сеть либо ТV можно ощутить «виртуальную реальность». Иными, не нравящимися мне словами, различие между «фантоматизацией, ультимативно не отличаемой от действительности», и фантоматизацией, актуально осуществляемой, подлежит, не знаю, осознанно ли, стиранию. Речь не идет о различии такого банального (простого) характера, как различие между бричкой с моторчиком господина Бенца 1908 года и гоночным автомобилем «феррари». Оба устройства являются автомобилями, только очень разными по виду и возможностям. Это сопоставление ошибочно, когда речь идет о фантоматизации. Известно, что уже сейчас после достаточно длительной тренажерной езды (поездки) на «фантоматизированном» автомобиле тому, кто очнулся от иллюзии управления автомобилем, советуют, чтобы он садился за руль настоящего автомобиля только спустя определенное время, иначе может произойти несчастье (авария). Эта директива не означает, что водитель прежде знал о пребывании в тренажере, а потом «ошибся». Просто вырабатывается определенный навык, один из тех, которые способствуют, например, тому, что поднимая по очереди чемоданы, полные книг, и полагая, что следующий чемодан тоже будет тяжелым, мы чисто рефлекторно напрягаем мышцы, готовясь поднять тяжесть, а в результате чемодан, оказавшийся пустым, подбрасывается нашей рукой до самого потолка. И не следует принимать такую ошибку за реальность (принимать фикцию за явь).