Станислав Лем - Молох (сборник)

Впрочем, существует возражение совсем иного рода. То, что я не смел прогнозировать в «Сумме», вышло под защитной литературной окраской в 21-м путешествии Ийона Тихого в «Звездных дневниках», там, где о клонировании я написал уже открыто. Дело в том, что «биографии» всех овец практически несущественны для распознавания их различий или идентичности. В отношении же людей об этом не может быть и речи. «Второй Эйнштейн» и вправду может быть «как бы однояйцевым близнецом» настоящего Эйнштейна, но ведь ничто не должно бы отличать его и с точки зрения духовной. Однако он может быть и абсолютно обычным человеком. Скажем так: геномы определяют анатомию и телесную физиологию. Клонированная кинозвезда будет похожа на «настоящую», как однояйцевый близнец. Но она не обязательно станет кинозвездой. Клонированная секс-бомба будет выглядеть как оригинал. Лицо, цвет глаз, фигура, строение тела, грудь, ноги и т. п. — идентичные. Но характер у нее может быть другой, так как он в значительной степени зависит от того, что с ней произойдет после рождения, от воспитания, окружения, традиций, среды и т. д. Поэтому рассказ о батальонах Эйнштейнов — нонсенс на века. Признаюсь, что раньше не писал об этом прямо потому, что мне это казалось слишком очевидным, а то, что сегодня столько людей, даже рассудительных, говорит с угрозой о людях-«клонах», я считаю смешным. Способ, которым мы naturaliter зачаты, выношены и рождены матерью, я считаю тоже удивительным, только мы к этому привыкли и ничего более. Как сказал ксендз проф. М. Хеллер, понять что-либо — то же самое, что привыкнуть к нему. Есть в этой поговорке определенное, хотя и незначительное преувеличение. Клонирование людей могло бы иметь смысл прежде всего с точки зрения евгеники. Генная терапия сегодня не приносит результатов, потому что мы не в состоянии избавиться от наследственного груза недугов, передающихся от родителей: можно изменить состав определенной группы клеток тела, но не всех восьми биллионов! Вместе с тем «очищение» яйцеклетки (или не яйцевой, но выполняющей функции яйцевой — как в случае с овцой Долли) от патологически угрожающих организму генов (рака, гипертонии и т. д.) оказало бы революционное влияние на человеческую жизнь. Поэтому не следует «выплескивать с водой ребенка» (хотя, надо сказать, биотехнологии пока находятся в столь же ранней стадии, как в свое время «этажерка» Отто Лилиенталя по сравнению с реактивными самолетами. То, что английские ученые сразу «набросились» на клонирование овцы, не должно заслонять от нас тот факт, что было предпринято около 270 попыток, прежде чем это им удалось. Они переносили диплоидное ядро в яйцеклетку с удаленным гаплоидным ядром, при этом им не было точно известно, что они переносили и куда. Так было. Дикаря, который, найдя в одном месте пляжа пластинку, а в другом — граммофон из затонувшего корабля, манипулировал бы ими до тех пор, пока из уцелевшего репродуктора не поплыла бы Девятая симфония Бетховена, нельзя назвать изобретателем граммофона и пластинки, и тем более композитором, равным Бетховену. Он сложил то, что уже было готово! То же самое сделали англичане. Преувеличение — мать глупости.

Догматом биологии наследственности было убеждение, что информация, на основании которой строится организм, может передаваться лишь в одном направлении: от нуклеотидной спирали эмбрионального генома — благодаря «посыльному», каковым является рибонуклеиновая кислота ( messenger РНК), — к митохондриям, в которых эта информация управляет синтезом белка из аминокислот. Еще несколько лет назад это считалось чуть ли не аксиомой, но оказалось, что есть вирусы, такие как Human Immunodeficiency Virus (вызывающий СПИД), которые несут только саму рибонуклеиновую нить, но умеют, вторгнувшись в клетки хозяина, совершать ее обратную транскрипцию, располагая для этого специальным энзимом — ревертазой (reverse transcriptase) . Вместе с тем считалась аксиомой и невозможность полного возврата информационных посланий таким образом, чтобы из окончательно сформировавшихся тканей взрослого организма можно было, «возвратив» информацию из ядер, получить клетку столь же «всемогущую» (полномочную), как и нормальная, способная к размножению клетка, к тому же уже оплодотворенная (как яйцеклетка, в которую предварительно проник сперматозоид). И этот догмат о невозможности передачи клетке всей информации геномов организма считался аксиомой. Но англичане, клонировав овцу, доказали, что клетки негенеративных тканей можно «отспециализировать обратно», заново вернуть им эмбриогенетическую потенцию. При этом процесс происходит в отсутствие сперматозоида — как выращивание организма из любой клетки ткани. Двадцать с лишним лет назад я смело писал в «Звездных дневниках», цитирую: «Клонирование — это побуждение к развитию в нормальный организм произвольных клеток, взятых из живого тела — например, из носа, пятки, эпителия ротовой полости и т. п. А так как происходило это вообще без всякого оплодотворения, налицо определенно была биотехника непорочного зачатия, вскоре получившая применение в промышленном масштабе».

Именно ЭТО сейчас началось реально — не в фантастике. Но тогда я в вымышленном сюжете писал дальше: «Эмбриогенез научились не только обращать вспять, но также ускорять или перестраивать таким образом, чтобы человеческий плод превратился, например, в обезьяний…» Последнего, конечно, на самом деле нет, но мы знаем, что процесс роста плода можно остановить, а затем пустить в обратном направлении — от взрослого состояния к яйцеклетке. Это, конечно, несравненно более важно, чем клонирование овцы и даже клонирование человека, поскольку открывает перед нами невообразимое пространство «плодотворящей инженерии» (как я ее когда-то назвал). А такая свобода небезопасна, поэтому и слышны призывы к запретам. Однако, зная человеческую историю, я просто не верю в действенную силу запретов.

Сразу предупреждаю, что речь пойдет о вопросах сложных и не проверенных экспериментально — о том, что для информационного эволюционизма может стать областью эмпирических проверок, причем областью настолько сложной, насколько самый современный компьютер сложнее простейшего конечного автомата — машины Тьюринга. Хотя на самом деле разницу в степени организованности я считаю еще большей, но, несмотря на это, некоторую аналогию провести можно.

Чтобы лучше представить предмет разговора, приведу пример из географии — области, известной каждому бывшему школьнику. В старом атласе Ромера — моем гимназическом учебнике — были изображены одни и те же «куски» поверхности Земли, но в разном масштабе. В то время, конечно, было известно, что Земля круглая, но тогда этого нельзя было увидеть так, как сейчас — на фотографиях, сделанных с орбитальных станций, находящихся в космосе над атмосферой. Одни и те же районы планеты были представлены иногда в малом, иногда в большом, а иногда в очень большом, всепланетарном масштабе. В атласе Ромера можно было увидеть полушария Земли в разных сферических проекциях на плоскость вместе со всегда удивлявшей меня цилиндрической проекцией Меркатора. На этом сравнения можно закончить. Я просто хочу сказать, что одно и то же — Землю — можно видеть в разном масштабе, и то, что стоящему у подножия горной гряды кажется недосягаемым, как Гималаи, с космической перспективы является лишь слегка выступающим скальным «островком» земной поверхности, верхушки которого побелены снегом.