Станислав Лем - Молох (сборник)

Восемнадцатимесячный интервал называли также «законом Мура». Этот «закон» имел силу в течение трех десятилетий. Недавно, однако, корпорация Intel заявила о технологическом перевороте, который отменяет «закон Мура». Как говорят, сейчас можно будет удваивать объем памяти «чипа» в течение девяти месяцев или даже быстрее. 64-мегабитовая версия RAM (при покупке в количестве 10 тысяч штук) будет стоить 29,90 доллара. Такие процессоры могут быть использованы в часах, телевизорах, машинах и других приспособлениях ежедневного пользования, перечень которых постоянно расширяется. Так, например, емкость электронных диктофонов возрастет в четыре раза. Инженеры соревнуются в предположениях, что еще станет областью компьютерного вторжения: видимо, я все-таки не полностью одинок в мире как автор эссе о расширяющейся компьютерной опеке, так как Дан Хатчесон, президент фирмы-консультанта в Силиконовой долине в США, заметил: «Мы рискуем произвести такое количество технологических мощностей, которое мир еще не в состоянии вобрать в себя». Однако он понимал дело иначе, чем я. Транзистор, основной элемент хранения информации на «чипе», помнит одну цифру. Современные «чипы», которые выпускает Intel , могут содержать в себе 32 миллионатранзисторов. «Закон Мура» предусматривал, что если возрастает мощность процессоров, то их стоимость соответственно падает; так, если один транзистор в середине 60-х годов стоил 70 долларов, то сейчас его можно купить за одну миллионную часть цента… (В скобках добавлю, что в одном из рассказов я писал о «необычайно мудром компьютерном песке», имея в виду вышеуказанный порядок уменьшения стоимости…) По своей сути «закон», который я привел, сохранял свою значимость в течение 32 лет, когда от мини-компьютера мы перешли к PC (персональному компьютеру) и до сегодняшнего дня, когда «чипы» оказались на «всех электронных фронтах» жизни. Актуальным нововведением является «моментальная память» (flash memory) , основанная на возрастающей (фрагментарной) «загрузке» логических элементов (вместо пары «стакан полный — стакан пустой» может также быть «на две трети полный — на одну треть пустой»). Так появляются четыре разных состояния, соответствующие двум битам. Возможностей фрагментирования может быть и больше.

Однако я должен заметить, что никакая максимализация скорости вычислений и никакое увеличение объема памяти при сохранении принципов hardware и software никогда не приведут к появлению хотя бы искры интеллектуальной независимости, каковую мы признаем за зачатки «искусственного интеллекта». Следует хорошо уяснить себе, что все названные, состоявшиеся и предполагаемые рекорды и достижения в информатике позволят полчищам микрокомпьютерных процессоров автоматизировать, механизировать, облегчить нам жизнь, но на дороге таких достижений никакой искусственный интеллект появиться не в состоянии. Особенно следует понять, что интеллект — любой — не только МОЖЕТ, но и ДОЛЖЕН возникнуть из подсистем, которые, взятые в отдельности, не являются «интеллектуальными». Следует отметить, что сознание также возникает из соединения, из правильной синхронизации приемо-передающих операций подсистем, которые сами «нисколько не сознательны». Хотя для неспециалиста и тяжело приводить примеры, однако это вполне возможно. Мы не испытываем ни малейших затруднений во время просмотра телевизора, «добавляя» к двум измерениям третье — глубину, но ни кошка, ни собака не в состоянии «достроить» этого измерения в своем мозгу и поэтому они «ничего не видят на экране». У кого есть кошка или собака, могут сами убедиться в этом. Впрочем, и люди в давние времена не могли рисовать и чертить так, чтобы достичь стереометрии изображения!

Подобным же образом дело обстоит и с сотнями сенсорных восприятий: различные группы нейронов мозга вынуждены сотрудничать «параллельно», чтобы мы были в состоянии видеть, слышать, чувствовать, а другие, выполняющие еще более сложные функции, должны активизироваться, чтобы мы осознавали видимое и понимали речь и всю ситуацию в целом. И именно эта сфера абсолютно не зависит от скорости последовательной переработки информации процессорами. И дорога в этом направлении должна идти не через опьяняющее электронщиков-информатиков ускорение переработки данных, а через многоуровневые нейронные сети: сегодня это единственный, уже слегка доступный и немного проверенный путь. Но так как пока на этом пути (параллельного взаимодействия) не видно таких эффектов, которые притягивали бы большой капитал (выгодой), прогресс здесь скромен и, я бы даже сказал, ничтожен, поскольку на этих горизонтах не видно расцвета долларовых миллиардов. Но это не во всем плохо. Появление искусственного интеллекта породит еще неизвестные людям опасности. Другое дело, что интеллектов будет или МНОГО РАЗЛИЧНЫХ, или НЕ БУДЕТ НИКАКИХ: tertium non datur . И не с чувством разочарования, а скорее с некоторым облегчением можно сказать, что пока мы сами себе такой конкуренции в виде «Души из машины» НЕ создали. Хотя компьютеры, производящие вычисления со все большей скоростью, уже «начинают не отставать от нас» в том смысле, что они все более умело моделируют явления, происходящие синхронно с течением реального времени (real time processors) . А это уже очень много — и не только для лиц, заинтересованных в мультипликации или в производстве программ «виртуальной реальности»…

С разумом у нас большие проблемы, ибо он — средоточие тайн. Вроде бы каждый (почти) человек обладает каким-то «разумом» или хотя бы следом его, но мы не располагаем ни точным, повсеместно признанным и одобренным, ни однозначным его определением, и, более того, совершенно не знаем, как можно было бы и как следует начать работы, которые приведут нас хотя бы к зачаткам «технологии разума», а скорее «разумности». С разумом дело обстоит так же, как со «временем», о котором святой Августин говорил, что знал, что такое время, до тех пор, пока его кто-то об этом не спросил. Нельзя даже провести серьезного разграничения между «разумом» и «интеллектом» потому, что и у одного, и у другого понятия объем значений изменялся по мере течения исторического времени. И невозможно доказать утверждение, что сейчас мы знаем о разуме значительно «больше» (прежде всего в прагматично-технологическом понимании), чем знали люди ранее, поскольку речь не о том, что для единого определения названных понятий отсутствует всеобщее согласие, но о том, что у нас нет (кроме достаточно пустых прогнозов фанатиков «artificial intelligence» ) никакого результативного знания в любой его степени, которое позволило бы высечь искру «разумности» или «интеллекта» из машины.