Станислав Лем - Молох (сборник)

Если бы буквы-нуклеотиды писать так, чтобы на странице разместилось их 1000, то на весь геном потребовалась бы тысячатомов, причем каждый состоял бы из тысячистраниц. (Этот пример грубо соответствует написанию генома мыши.) Как мы видим, геном — это род самодействующей физико-химической энциклопедии, причем действует он в жидкой среде, поскольку такие условия преобладают в клетках. Для инженерии, которая мечтала бы перенять эту технологию, это довольно важная новость.

По крайней мере первый шаг к осуществлению моего вступительного постулата, то есть к заимствованию нами биотехнологии жизни, сделал Дуглас Хофштадтер в книге под названием « Metamagical Themes », где, в частности, он занялся разрешением интересной проблемы: всегда ли код наследственности, являющийся единым, состоит из одних и тех же букв и построен для любой Жизни на Земле из одного и того же химического «синтаксиса» и «грамматики»; единственно ли это возможный код или скорее всего он является случайным. Значит ли это, что другой код, построенный из других «букв», мог бы также функционировать, и это, в свою очередь, означало бы, что такой код, который и нас создает, мог «вероятнее всего» возникнуть на Земле, но где-то в другом месте его могло заменить «нечто» по составу и химически иное. А также, добавлю от себя, если бы он оказался произвольным, «отчасти случайным», то инженер-генетик мог бы начать заимствование методов кода с других «букв». Здесь я должен добавить, что Хофштадтер не рассматривал ни идею предбиологического строительства (смысл термина я объяснял выше), ни a fortiori транс— (или внебиологического) согласно методукода. Иначе говоря, его исследовательская позиция была больше академической, теоретической (так как он хотел узнать, удалось ли бы код, который создал жизнь здесь, заменить другим кодом, например, уже не состоящим из нуклеотидов как основ нуклеиновых кислот, а только, может быть, состоящий из тех же самых основ, но взятых из других нуклеиновых кислот, которых существует масса, но которые Эволюция «почему-то» не использовала). Зато моя позиция представляет более дерзкую трансагрессию кода: я хотел бы узнать, можно ли использовать этот код в качестве учебника и учителя, чтобы сконструировать (неизвестно пока как) другой биологический код, способный создавать иную жизнь, чем наша, и, более того, можно ли вообще дойти до такой «биотической техноцивилизации», которую я описал с шуточным оттенком в Science Fiction как ситуацию, когда мы высеваем «технические зерна», поливаем горстью воды, и в результате «вырастает видеомагнитофон». Правда, следует оговориться, что никакие автомобили и никакие видеомагнитофоны, похожие на современные, никогда ни из одного техносемени невырастут; однако при этом следует иметь в виду и то, что даже мышь, не говоря уже о мудрейшем человеке, в несколько миллионов раз более сложное «устройство», чем любой автомобиль или компьютер, даже если это компьютер Cray , поскольку информационное содержание как генотипа, так и фенотипа мыши является гораздо более сложным и богатым, чем любое творение человеческой техники (произвольное). К сожалению, даже обыкновенная муха со многих точек зрения является более способной, чем суперкомпьютер, хотя она не умеет играть в шахматы и ничему новому для своего генома не научится. Здесь мы вскользь отметим перед окончательным вступлением к главной теме: как это могло случиться, что вся современная медицина, вся фармацевтика, вся сфера синтеза антибиотиков в последнее время оказались побеждены многими из тех видов бактерий, против которых благодаря массовому использованию новейших лекарств добились полного иммунитета. И вот во всей своей черной красе вновь возникает угроза болезней, с которыми, как нам казалось, мы (благодаря антибиотикам) покончили: дифтерит, туберкулез, не говоря уже о таких вирусных заболеваниях, как страшный СПИД. Ответ звучит, может быть, слишком общо: бактерии, живущие на Земле несколько миллиардов лет, благодаря тренингу в очень «тяжелые для планеты» времена получили такую мутационную универсальность, что справятся с каждым новым бактерицидным препаратом, платя за это такую цену, как массовое вымирание неприспособленных: когда 98 % бактерий гибнет, на «поле боя» остается 2 % устойчивых и они мгновенно вновь размножаются. Сможет ли это предотвратить стереохимический синтез — это отдельная, трудная проблема не для сегодняшнего дня и ее следует оставить пока без ясного развития.

Подробно изложить содержание всего вывода Хофштадтера здесь невозможно: он слишком обширный, слишком «технический», и, более того, раз уж автор достиг желаемого QED ( Quod erat demonsrandum , [60] Что и требовалось доказать (лат.) . что якобы код можно изменить, то есть существующий является случайным), приходится добавить то, что сообщили ему специалисты из США и Европы: естественно, код ДНК не является «чисто произвольным», то есть он не так случаен, как главный выигрыш в лотерею, поскольку вначале неизбежно возникли «химические зачатки — проекты кодов» и благодаря естественному отбору «выиграл» самый удачный — и потому именно наш; а тот, кто выигрывает в лотерею, никакого превосходства в ходе розыгрыша, то есть соперничества, не имеет.

Что здесь можно сказать? Только то, что код ДНК состоит из генов, а каждый ген — это «кусочек ДНК» (дезоксинуклеотидной нити), который кодирует «нечто очень конкретное». Это может быть оригинальный белок, белок-катализатор, регулятор роста, «проект органа» и т. д. В принципе код ДНК — это матрица, которая передается от поколения к поколению, матрица более или менее застывшая, как напечатанная книга (или лучше сказать, как набор книги в типографии). Чтобы из этой матрицы возникло то, что станет организмом, обязательны системы «связных» ( mRNA — этого таинственного сокращения здесь нам будет достаточно), системы более локальных «типографий» (нечто подобное изданию « New York Herald Tribune », которое на самом деле родом из своей единственной редакции — «генома», но которое печатается параллельно в Париже, в Гааге и в других городах мира), а также системы из группы «трансляции», возникающие в конце. Чтобы все еще больше усложнить, скажу, что растущий плод содержит больше информации, чем оплодотворенная клетка (яйцеклетка), поскольку эмбриогенез так хитро устроен и организован, что возникающие в процессе развития плода части организма, воздействуя взаимно друг на друга, «приспосабливаются», управляемые соседями, гормонами, генными репрессорами, получают отдельные порции дальнейшей информации. Будто нечто в пути натолкнулось на очередной дорожный указатель. Это проявляется в таком удивительном явлении, что в клетке плавают себе молекулы, которые инструктируют аминокислоты. А знают ли эти молекулы-инструкторы кодДНК? Нет, они только направляются к рибосомам. Так! А кто инструктирует рибосомы? Синтетазы. А знают ли синтетазы код ДНК? Нет, они только присоединяют определенные молекулы к аминокислотам. Кажется, что в клетке «никто не знает код ДНК»: ни одна «передаточная трансляционная станция отдельно». Но это потому, что только все как следует собранное вместе «знает код ДНК», то есть «знает, что возникнет из генома». Также обстоит дело и с партитурой: ни один фрагмент партитуры «не знает симфонию». Различие в том, что генная симфония «играет себя сама» без дирижера и оркестра, так как является и партитурой (код), и исполнителем («трансляторы и синтетазы в клетке»).