Кнут Гамсун - О духовной жизни современной Америки

Эмерсон — унитарий. Его философия — мысль с верой пополам: никаких сомнений, никаких поисков, изначально готовая концепция. Наблюдения, сравнения, эксперименты, гипотезы — все сплошь средства индуктивной спекуляции — не представляют для него почти что никакого интереса. «Философия — это Платон». И этот человек, не основавший никакой собственной школы, не создавший никакой системы, не высказавший ни единой новой мысли, мало того, даже не воспринявший ни одной новой мысли, не написавший ни одного оригинального произведения, этот человек считается единственным философом Америки. В энциклопедиях и справочниках о нем говорится следующее: «Эмерсон, Р.У., североамериканский писатель и философ. См. произведение: „Представители человечества“».

Почему же вообще Эмерсона упоминают в ряду мыслителей? Во-первых, потому, что он единственный писатель в огромной стране Америке, обладающий философской образованностью; во-вторых, потому, что он и вправду наделен умением заворожить публику, будучи по преимуществу литератором и отлично владея пером. У этого человека — счастливый дар публициста, и он пользуется им с должным тактом. Он умеет сочинять самые очаровательные парадоксы, выраженные тонким и достаточно ученым философским языком, он растер придумывать меткие, отточенные сентенции, мастер литературной мозаики. Стоит нам забыться, как он тотчас ошарашит нас фразой, трепещущей, словно шелковый флаг на ветру, он удерживает наше внимание с помощью изящнейших и притом противоречивых высказываний, нет-нет да и ошеломит нас каким-нибудь смелым утверждением, не мигнув бросит вызов нашему чувству логики. Но при всем том Эмерсон не мыслитель. Для этого он слишком поверхностен, слишком уж женоподобен. В одной из своих статей он сам признается: «Мне нравится излагать мои мысли. Но если кто-нибудь спросит меня, как я отваживаюсь такое говорить или отчего все обстоит так, как я сказал, тут я сразу же становлюсь самым беспомощным из всех смертных». Впрочем, философия типа эмерсоновской, столь упорно подчеркивающая относительность всякой оригинальности, и впрямь не слишком нуждается в доказательствах и доводах.

Что же представляет собой философия Эмерсона?

«Философия — это итог наблюдений человеческого разума над состоянием мира. В основе ее — два главных момента: во-первых, единство или идентичность, во-вторых, множественность или разнообразие». Прекрасно! Стало быть, философия, с одной стороны — то-то и то-то, а с другой стороны — нечто прямо противоположное. А почему бы и нет? Мы уже ко многому привыкли — чего только не терпели мы от философов! «Мы объединяем все явления и предметы, уловив пронизывающий их закон, — продолжает Эмерсон в несколько туманных наукообразных выражениях, — уловив их внешние различия и внутреннее сходство. Но любая работа ума, которая и есть восприятие идентичности или единства, открывает вместе с тем разнообразие вещей и явлений. Невозможно ни говорить, ни мыслить, не охватывая одновременно и то и другое. Мысль склонна выискивать единый исток множественных проявлений… некое фундаментальное единство».

Тут вдруг Эмерсон цитирует Веды: «В самом сердце солнца — свет, в сердце света — истина, в сердце истины — вечное существо».

Не правда ли, философу-унитарию больше всего противно, не обнаружив связи между явлениями, не сделать и конечного вывода? Эмерсон отводит половину страницы на прояснение этой тайны: существует ли и впрямь «вечное существо»! Он исходит из того, что оно существует, и утверждает, что оно есть Бог. Просто-таки подмывает спросить, есть ли у него письменное свидетельство на сей счет.

Далее Эмерсон посвящает всего лишь три с половиной строчки рассмотрению самого характера противостояния двух главных элементов философии: позитивного и субъективного начал, которые он конкретнее определяет как «действие», «мир» и как «первопричину», «божество».

«Первый из этих главных элементов не поддается систематизации — это чистая наука; второму присуще стремление к высшей пользе, к употреблению ради нее всех средств, речь идет о воплощении божественного промысла».

Вслед за этой дефиницией, излишне хитроумной, на мой взгляд, Эмерсон выдает одно из своих лаконичных, четких изречений, которое сразу же открывает читателю, сколь унитарен его образ мыслей, как прочно он увяз в чем-то среднем между мыслью и верой:

«Всякий мыслитель по своему темпераменту и привычкам подчинен либо одному, либо другому властителю наших душ. Вера влечет его к единству, рассудок или органы чувств — к многообразию. Слишком быстрый переход к принципу единства или же чрезмерный культ многообразия — вот две опасности, угрожающие философии».

Вот так человек этот висит, барахтаясь между небом и землей, но при этом чувствует себя отлично, настолько, что вопит: «Кто не барахтается между небом и землей, тот под угрозой!» Попробуйте-ка последовать его примеру!

И еще раз — что же такое эта философия Эмерсона? Философия Эмерсона — это Платон.

Платон для него — самый выдающийся мыслитель из всех, кого знала история. «Платон — это философия, философия — это Платон». «Не будь самим собой, а будь последователем Платона». «Великая слава Платона покоится не на каком-нибудь силлогизме или же на виртуозной системе доказательств, типа сократовской, даже не на каком-нибудь догмате, например о бессмертии души. Платон не просто опытный наставник, геометр или же проповедник оригинального учения — он олицетворяет собой высшее счастье познания и власти духа. Он подвел все факты к их логическому знаменателю и из каждого факта извлек зерно истины, охватывающее весь сущий мир. Повсюду следует он нескончаемыми путями, опоясывающими Вселенную».

В числе «фактов», которые Платон подвел к их логическому знаменателю, Эмерсон называет его учение о бессмертии души и провозглашает: «Что от Бога к нам пришло, то от нас возвратится к Богу». Эмерсон возлюбил Платона за его великую потребность в Боге. «Душа — это свободный, оторванный от природы элемент божественного в человеке. Тело не может научить человека мудрости, только Богу доступно это».

Эмерсон восхищен Платоном: ведь тот еще в древности понял, что «поэзия, пророчества и важные видения проистекают от мудрости, человеку неподвластной». Наконец, Эмерсон преклоняется перед Платоном в силу той же причины, по которой любит его и восхищается им: Платон самый ревностный приверженец Бога. «Платон стоит между истиной и мыслью всякого человека. Он проник в такие миры, какие недоступны смертным: он видел муку души, он слышал приговор высшего судии… Предельная современность и формы, и духа его писаний потрясла меня. Вот где прообраз той Европы, которая столь хорошо нам знакома, с ее долгой историей — историей ее искусства и историей ее войн, — все вехи этой истории априори присутствуют в мыслях Платона, до него никто не держал таких мыслей в уме. История Европы впоследствии раскололась на сотни историй, но ничего нового к платоновской истории Европы это уже не добавило. Платон воплотил в себе Европу, философию и чуть ли не литературу тоже… У Платона можно почерпнуть доказательства в пользу обеих сторон любой крупной проблемы».