Кнут Гамсун - О духовной жизни современной Америки

Не стану уверять, будто его выводы содержат преувеличение, напротив, я полагаю, что они в значительной мере отвечают истине. Такая жизнь выкристаллизовалась в Америке, которая ориентирована исключительно на практическую пользу, на приобретение материальных благ, состояния, денег. Американцы настолько захвачены борьбой за прибыль, что все их способности нацелены на ее добывание, все интересы их вращаются вокруг этого. Их мозг привык оперировать одними лишь курсами акций и колонками цифр, все мысли их нацелены на одно, ради чего предпринимаются разнообразные финансовые операции. Единственный предмет, которому ежедневно учат в средней школе, — это арифметика; в основу любых переговоров всегда кладутся расчеты, цифры, статистика; цифры и статистические данные проникают даже в проповеди священников. В этих проповедях сообщают в цифрах, сколько пришлось затратить средств на спасение души такого-то человека, проживающего в таком-то доме, и прихожан призывают своими взносами покрыть эту сумму. С помощью цифр доказывают вероятность того, что Роберт Ингерсол будет наказан вечным проклятьем, суммируя все грехи в его лекциях и вдобавок сравнивая его с Томасом Пейном, как известно, вечного блаженства не обретшим. Пристрастие американцев к цифрам сказывается во всем, чем бы они ни занялись. Даже сделав вам подарок, они ждут, когда же вы спросите, сколько денег они потратили. Если же человек преподносит подарок своей невесте, то, счастливый как Бог, он непременно назовет ей цену подарка: ведь ценность подарка определяется величиной затраченной суммы. В пору моего первого пребывания в Америке я был незнаком с этим обычаем, и однажды, после того как мне совершенно неожиданно и, кстати, совершенно незаслуженно преподнесли в подарок ручку с золотым пером, решили, что я просто-напросто не оценил подарка, только потому, что я не спросил дарителя, во что он ему обошелся. Впрочем, перечислять все то, что американцы оценивают с помощью цифр, можно без конца.

С другой стороны, в Америке почти отсутствуют какие бы то ни было зачатки того, что не поддается количественной оценке, так, в сущности, нет никаких зачатков нового в сфере духовной жизни. Да и как могут янки стать современной культурной нацией, если они не приемлют ничьего совета даже в тех сферах, где они сами знают, что другие народы их опередили? Их представления о любви к отечеству воспрещают им это. Патриотизм, внушенный звуками медных труб, отравлял их сознание с детских лет и превратил законное чувство национальной гордости в ничем не оправданную национальную спесь, которую никто и ничто не способно сломить. В конечном счете уровень культуры народа отождествляется с материальным подъемом, который переживает Америка, — и только. Ни в искусстве, ни в литературе, ни в правосудии, науке, политике или отправлении религиозных культов американцы не могут похвастать такими успехами, которые оправдывали бы их сопротивление влиянию чужеземной культуры. Американская республика обрела свою аристократию, несравненно более могущественную, чем родовая аристократия монархических государств, а именно — аристократию финансовую. Точнее — это аристократия больших денег, большого капитала. Если в кубышке у янки спрятана хотя бы небольшая сумма денег, он уже мнит себя аристократом в той же мере, в какой мнит себя дворянином самый что ни на есть свежеиспеченный барон в Европе. Эта американская аристократия, которую народ почитает прямо-таки с религиозной восторженностью, обладает поистине властью «настоящей» средневековой аристократии, не имея, однако, ни единой капли ее аристократизма; грубо говоря, власть эта попросту измеряется таким-то числом лошадиных сил экономической мощи. Европеец даже не может себе представить, в какой мере эта аристократия диктует Америке свой закон, он и не подозревает — даже зная силу денег по нашим отечественным порядкам, — что капитал обеспечивает такое неслыханное всевластие. Все, что мы читаем в американских газетах про «ледяные» тресты и угольные пулы, про скупку земель и железнодорожные монополии, — суть явления того же порядка, только в самом громогласном, всесокрушающем варианте, явления невиданной масштабности. Бывает, смерч опустошит целую область, но после вновь поднимаются молодые ростки. Однако во всех разговорах американцев, в их газетных статьях, в атмосфере их семейного быта, в их кошмарном образе мыслей — во всем ощущается одно и то же упорное, навязчивое стремление: они жаждут богатства, денег в кубышке, причастности к финансовой олигархии. Американцы — люди деловые, в их руках все превращается в бизнес, но это народ с малым запасом духовности, его культура прискорбно пуста. Пусть янки — мастера на технические изобретения; создание машин в конечном счете чисто экономический вопрос, и решение его зависит от того, какую сумму страна может потратить на эксперименты. Пусть у янки имеется промышленность, которая, кстати, менее замкнута в национальных рамках, чем промышленность любой другой страны. Пусть есть у них торговля, отлично развитая банковская система, великолепный транспорт. Пусть цирк Барнума — уникальный в мире и пусть чикагский свиной рынок — лучший на свете, все же это не самые убедительные доказательства первенства той или иной страны в сфере культуры. Американцы духовно ничем не заняты, ничем не увлечены, потому-то их деловая жизнь столь великолепна, столь головокружительно интенсивна: соединенные силы шестидесяти миллионов человек устремлены исключительно на осуществление материального товарообмена. Нужно ли удивляться, что во всем мире само слово «Америка» стало синонимом спешки и гонки?

Теперь кое-кто, наверное, захочет нам возразить, что, учитывая, с каким сортом людей пришлось иметь дело Америке, даже нельзя было ожидать, что она продвинется сколько-нибудь далеко по пути культуры: ведь она приняла в свое лоно и «переработала» худшие человеческие элементы из всех стран мира, сделав их тем, чем они стали теперь, вырастив людей из мирового отребья, — разве это не перворазрядный культурный подвиг? Да, именно подвиг! Именно это я хочу подчеркнуть: главное — Америка сделала из этого отребья американцев, включила их в систему государства и превратила их в граждан, а уж людьми они должны стать со временем и при благоприятных обстоятельствах. Но попробуйте подойти с таким вот разговором к американцам — тут уж такое вам ответят! Попробуйте сказать им: «Нельзя и ожидать от Америки культуры более высокой, более интеллигентной», вам так ответят, что вы уже никогда этого не забудете! Вам сразу дадут, что называется, от ворот поворот! Я сам однажды, по мере моих скромных сил, пытался это сделать, попытался высказать мое глубочайшее восхищение облагораживающим воздействием Америки на иммигрантов, но тут же умолк, вынужден был умолкнуть, потому что при этом я добавлял: и ожидать-то было нельзя, что американская культура может подняться до мирового современного уровня. Этим я навлек на себя ярость патриотов и тут же смолк, хотелось все же спасти голову, остаться в живых. Я мог бы назвать и час, и место в прериях Дакоты, где с меня грозили снять скальп за то, что я готов был оправдать недостаточно высокий — по современным нормам — уровень духовности в Америке. Для янки Америка — весь мир. Янки не признает никакого превосходства за чужестранцем. Как можно оправдывать американца в том, что он не достиг более высокого уровня интеллигентности, когда сам он убежден, что находится на высочайшем уровне культуры? Какой другой народ, какой чужестранец сравнится с ним?