Газета Дуэль - 2009_16 (615)

Подобное не придет в голову ни одному из авторов столь любимых ныне фэнтези. Мало того, если кто-нибудь начнет рассказывать такие байки о русских дворянах, его непременно отправят в «психушку». Тогда как для польских панов все вышесказанное было вполне обыденным явлением. Дело в том, что польское панство уже с XV века было настоящей бандой разбойников. Оно ничуть не изменилось и в последующие столетия, хотя научилось прекрасно говорить по-французски и отменно танцевать мазурку.

Польские паны соревновались в выдумывании квалифицированных казней как для своих крепостных, так и для просто проезжих людей, оказавшихся в пределах досягаемости их власти.

А как насчет Дарьи Салтыковой, известной садистки «Салтычихи»? Но она была одна на всю Россию и вдобавок психически больна. Дарью судили, и умерла она жуткой смертью в земляной яме. А вот зверства панов считались явлением вполне нормальным и не подлежали королевскому суду.

Из-за проклятой политкорректности до сих пор не написана история польского панства, и обо всей его мерзости мы узнаем лишь из деталей биографий знаменитых людей.

Вот, например, бежал от тирана – царя Ивана Грозного – в далекую Польшу Андрей Курбский. Король Сигизмунд-Август щедро наградил изгнанника поместьями. Казалось бы, живи да радуйся, полемизируй с Иоанном Васильевичем. Не тут-то было. Бедолаге-князю пришлось вести тотальную войну с соседями – Александром Чарторыжеским (1565 год), Станиславом Матеевским (1567 год), Матвеем Рудомином (1569 год), Андреем Вишневецким (с августа 1570 по август 1575 года) и многими другими.

А может, просто паны не желали иметь соседа-москаля? Да нет, у них это было просто нормой поведения.

То же семейство Вишневецких в 1590 году объявило войну… Русскому государству за городки Прилуки и Сиетино. У польского короля был с царем «вечный мир», по которому Прилуки и Сиетино считались московскими землями. Но магнатам Вишневецким король – не указ. Они вели частную войну с московитами аж до 1603 года, когда царь Борис Годунов велел, эвакуировав население вглубь страны, оба городка сжечь.

Ну, а как пан Юрий Мнишек приютил беглого монаха Гришку Отрепьева, а затем, собрав большую частную армию, пошел на Москву, известно даже школьникам.

В течение всего XVII века в Малороссии с интервалами в 5–10 лет вспыхивали казацкие восстания. Начинались они одинаково. Служил пушкарем в частной армии польского магната казак Северин Наливайко. И вдруг он узнает, что принадлежащий его семейству луг захвачен польским шляхтичем, который к тому же приказал забить старика Наливайко насмерть палками. Следствием стала казацкая война 1595–1596 годов под руководством мстителя Северина.

А вот в 1640-е годы Чигиринский подстароста поляк Даниэль Чаплинский напал на хутор соседа – сотника Богдана Хмельницкого. Там он украл «четыреста копен сена» и любовницу Богдана, а заодно насмерть запорол восьмилетнего сына сотника.

Между прочим, Богдан Хмельницкий оказался на редкость законопослушным человеком и пошел по судам. Но на приговоры судов пан Чаплинский плевать хотел. В январе 1646 года сотник лично бил челом королю Владиславу на своего обидчика. Старый король лишь развел руками: «Сам не могу ничего поделать с панами. А у тебя что, сотник, сабли нету? Эй, выдать Богдану добрую саблю!» Дальнейшее общеизвестно.

Меня попрекнут: мол, все вышесказанное происходило в XVII веке и не имеет никакого отношения к 1794 году. Если бы... К сожалению, в XVIII веке наглость польских панов лишь возросла. С 1700 по 1794 год найдется едва ли два десятка лет, когда панство не воевало с… собственным королем! Незадолго до восстания 1794 года пан Лящ сшил себе кафтан из пергаментов, на которых были приговоры королевских судов о наказании его, Ляща, – от изгнания до смертной казни. И в сей обновке Лящ явился на королевский бал в Варшаве, где сетовал дамам, что, де, его кафтан коротковат.

Весной 1768 года пан Любомирский, «подстольник литовский», проиграл в карты свои огромные имения, но отдавать их отказался. Два шляхтича – Бобровский и Волынецкий – собрали частную армию, в которую им удалось завербовать около тысячи малороссийских и запорожских казаков. Это воинство осадило замок Смилы – резиденцию пана Любомирского. Позже сражавшиеся против вступившей в Польшу русской армии так называемые «конфедераты» изловили несколько десятков казаков и посадили их на кол.

Среди казненных оказался и племянник переяславского игумена Мелхиседека. Разгневанный священнослужитель решил отомстить, но вместо сабли взялся за перо и очень ловко подделал указ Екатерины II: полный титул императрицы был написан золотыми буквами, имелась государственная печать и т.д. В фальшивом документе содержался призыв защищать веру православную и бить нещадно польских панов.

На следующее утро по обретению «указа» 80 запорожцев во главе с атаманом Железняком форсировали Днепр и пошли гулять по Правобережью. Железняк объявил себя воеводой киевским, а его сподвижник Гонта – брацлавским. Так вспыхнуло новое восстание, развернулась очередная «гайдаматчина». Конфедераты, воевавшие с Россией, немедленно попросили помощи у Екатерины II.

Императрица поручила генералу Кречетникову подавить бунт. Повстанцы получили от русского командования предложение о совместном нападении на Могилев, занятый конфедератами. Гайдамаки расположились поблизости от русского лагеря. Вечером 6 июня 1768 года Кречетников пригласил к себе на ужин ни о чем не подозревавших Железняка, Гонту и других атаманов и тут же арестовал их. Русские солдаты напали на оставшихся без вожаков повстанцев и схватили большинство из них.

Железняка как русского подданного «варвары-московиты» отправили в Сибирь, а Гонту и 800 гайдамаков – уроженцев Правобережья – передали полякам. Просвещенные паны подвергли Гонту квалифицированной казни, которая длилась несколько дней. Там было и снятие кожи, и четвертование, и т.д., что представляет больший интерес для психиатров, занимающихся проблемами садизма, нежели для историков.

В 80-х годах XVIII века князь Карл Радзивилл от скуки начал чеканить свои собственные деньги и пустил в обращение несколько сотен полновесных золотых монет. На них был изображен в анфас король Станислав-Август и отлично читались следующие слова: «Krol Poniatowsli, kier z laski Boskiey» («Король Понятовский, дурак по Божьей милости»).

Соверши князь Радзивилл подобные деяния во Франции, его в Париже колесовали бы дважды – один раз за оскорбление короля, а второй – за фальшивомонетничество. Но в свободной Польше со знатного вельможи – как с гуся вода.