Газета Дуэль - 2008_36 (584)

Конечно, гражданин Коршиков вправе выражать свое мнение.

Но Эксперт Коршиков, выйдя за пределы своего ремесла, оказал «медвежью услугу» обвинению.

Обращаю также внимание суда, что деяние эксперта-лингвиста Коршикова А.П. не является результатом заблуждения. Коршиков заведомо знал, что не имеет права давать юридическую оценку словам «Смерть России!» и даже прямо записал об этом в тексте экспертизы, тем не менее он такую юридическую оценку дал. Оправдать его тем, что, дескать, суд его спросил и о юридической квалификации призыва, нельзя, поскольку честный эксперт обязан был (согласно законодательства об экспертной деятельности) отказаться отвечать на эту часть вопроса. Посему деяния Коршикова подпадают под признаки преступления, предусмотренного ст.307 УК РФ и суд должен дать им надлежащую оценку.

(Впрочем, утверждать, что это — злой умысел, а не обыкновенная глупость, все же не берусь).

Таким образом, данное заключение эксперта является следствием нарушения статьи 57 УПК РФ, и на это защита уже обращала внимание в судебном заседании 27.5.2008 г. (см. протокол судебного заседания).

В целом же, признание судом результата этой «дополнительной» экспертизы доказательством по делу, будет грубым нарушением ст. 252 УПК РФ во всем ее объеме.

В связи с этим, на основании ст.75 и в соответствии со ст. 235 УПК РФ, прошу признать заключение так называемой дополнительной лингвистической экспертизы от 29.07.2008 г. недопустимым доказательством и исключить его из перечня доказательств обвинения. Защитник — адвокат Г.И. Журавлев».

Реакция судьи:

«…Выслушав мнения участников процесса, суд приходит к выводу о том, что ходатайство защитника подлежит отклонению. Довод стороны защиты о том, что дополнительная экспертиза назначается в случае наличия противоречий между заключениями экспертов, которые невозможно преодолеть в судебном заседании путем допроса экспертов прямо противоречит действующему законодательству. В указанном защитником случае на основании ч.2 ст.207 УПК РФ может быть назначена только повторная экспертиза. Суд же правомерно назначил именно дополнительную экспертизу, которая в соответствии с ч.1 ст.207 УПК РФ назначается при недостаточной ясности или полноте заключения эксперта, а так же при возникновении новых вопросов в отношении ранее исследованных обстоятельств уголовного дела.

Довод о том, что назначив дополнительную экспертизу, суд вышел за рамки предъявленного обвинения, полностью не соответствует действительности. В фабуле предъявленного Мухину Ю.И. обвинения кроме прочего прямо указывалось на то, что он озаглавил текст письма Дуброва — «Смерть России!».

Эксперт прямо указал в своем заключении, что он в своем заключении дает не юридическую, а только лингвистическую оценку заглавия статьи.

При таких обстоятельствах оснований для исключения заключения дополнительной экспертизы из числа доказательств нет. На основании изложенного, руководствуясь ст. ст. 122, 75, 235 и 256 УПК РФ, ПОСТАНОВИЛ: В удовлетворении ходатайства защитника отказать. Судья И.В. Пустыгина».

Давайте рассмотрим это судебное решение.

Статья 283, на которую сослался адвокат, находится в третьей части Уголовно-процессуального кодекса РФ «Судебное производство». Раз мы уже в суде, то адвокат и ссылался на тот закон, который устанавливает порядок производства дела в суде и то, как должна назначать экспертизы судья. А судья Пустыгина цинично извратила закон и сослалась на статью 207, которая находится во второй части УПК РФ «Досудебное производство». Она цинично использовала закон, по которому экспертизу разрешается назначать только следователю. Следователь еще свободен в поисках доказательств обвинения и может их искать как угодно, но судья ограничен только теми доказательствами, которые собрал следователь, и которые указаны в обвинительном заключении. Сам судья не имеет права помогать обвинению в сборе дополнительных доказательств, которые обвинение в досудебном производстве не сумело собрать.

Далее, мы уже несколько раз показали судье, что статья Дуброва в газете имеет заголовок «О матери», три раза этот заголовок «О матери» прочла прокурор, когда читала текст статьи, а судья просто плюет на это и в судебном документе продолжает писать, что я «озаглавил текст письма Дуброва — «Смерть России!»». Посудите сами: что можно доказать в суде, который видит белое, но утверждает — черное?!

Судье полагается руководствоваться законом, а она как святым писанием руководствуется заведомой фальшивкой эксперта — раз эксперт сказал, что его оценка заглавия статьи «является публичным призывом-лозунгом к осуществлению экстремистской деятельности», — это лингвистическая оценка, то, значит, это лингвистическая, и все тут! Но такая же оценка дана и мне в обвинительном заключении: «…совершил публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности». Тогда какого черта меня судят в Савеловском суде, а не в Академии Наук, если прокурор обвиняет меня в лингвистическом преступлении, а не в юридическом??

И это суд??

Мой адвокат, конечно, возмутился и надиктовал в протокол:

«В соответствии с частью 3 статьи 243 УПК РФ защита считает необходимым заявить, что при попустительстве председательствующего судьи:

1) гособвинение занимается формированием доказательственной базы в ходе судебного следствия за неимением таковой в обвинительном заключении, представленном в суд;

2) гособвинитель на всех судебных заседаниях и, в частности, на настоящем, при выражении своего мнения и ссылаясь, якобы, на закон, постоянно уклоняется от ссылки на статьи закона и их содержание».

Но что толку? Ведь для того, чтобы адвокат мог помочь правосудию, для начала нужно, чтобы в России было правосудие, а не безнаказанный судейский произвол. А где оно — это правосудие?

Нам все же удалось настоять, чтобы суд допросил приглашенного нами специалиста профессора, доктора филологических наук Е.Г. Борисову. Ее показания еще не расшифрованы с аудиокассеты, да и в статье уже нет места подробно говорить о поставленных ей вопросах, но вкратце она сказала, что слова можно воспринимать только в контексте того, что сказал автор, а в заголовке такого контекста нет, следовательно, читатель просто не воспринимает заголовок как призыв. Исключением могут быть случаи, когда общество готово к такому призыву, скажем, «Все на исполнение решений партии!». Что касается слов «Смерть России!», то они, данные в заголовке, тем более не могут восприниматься как призыв, поскольку по ним не ясно в каком падеже они стоят — в дательном (кому смерть?) или в родительном (кого смерть?).

Борисова, воспринимавшая экспертизу Коршикова только на слух при чтении ее прокурором, очень деликатно сказала, что по первому впечатлению труд Коршикова считать лингвистической работой очень сложно, поскольку лингвист должен оценивать, есть ли в тексте призывы, и к какому действию, и только. Вопросы экстремизма, истории, политологии и юриспруденции в предметы, изучаемые филологией, не входят, поэтому выводы Коршикова считать лингвистическими было бы не правильно.