Журнал современник - Журнал Наш Современник 2008 #10

Ветер спрашивал меня:

— Как тебе живётся? Отвечала я ему:

— Мне ещё поётся.

Ветер змейкой вихри вил И за мною гнался:

— Ну а кто тебя любил, Кто тебе достался?

Отвечала я ему:

— Многие любили

И сваты не раз на дню В дом к отцу ходили.

— Но одна-то почему? — Не унялся ветер.

— Ждёшь кого ты в терему — Дотемна весь вечер?

— Любопытным ветер стал, Задаёт вопросы,

А забыл, как помогал Расплетать мне косы…

Я не меняла адрес. Жила себе, жила. Чинила старый парус. Строгала два весла.

Встречала буйность весен, Любила свою Русь. Все бабушкины песни Я знала наизусть.

Я предков почитала, Растила дочерей И с молоком впитала, Что нет страны милей.

Бывает, что ругаю, Но за тебя держусь, Поклон тебе, родная, Моя святая Русь!

Тишиною встретила деревня, Носится босая детвора. Вдоль дороги скошена трава, Сложены в поленницы дрова.

Пахнет сладко: клевером, горохом, Мак краснеет с берега реки. Полегоньку дышат — на полвздоха, Греются на брёвнах старики.

Кузница стоит в чертополохе, В свалках деревенские зады. Радуются, прыгают сороки Возле первой свежей борозды.

На лугу пасётся кобылица, Табуном за нею — облака. Жеребёнок вдоволь нарезвился, Ищет вымя — тычет мать в бока.

Знаю я Россию б о с у ю, С серебряными покосами.

С праздником — Святой Троицей! Да с песнями за околицей.

С дождями и ливнями,

Да с криками журавлиными.

С мёдом пчелиным,

Да с пением глухариным.

С тополями, берёзами, елями, И с верёвочными качелями.

С тетрадками сентября,

С угрозой — отцова ремня…

С чёрным хлебом с повидлом.

(А под повидлом хлеба не видно!)

Со страшными сказками Да с материнскими ласками.

С печёной картошкой, С голубикой, морошкой.

С гармошками, да с баянами, Да с морозами окаянными.

К 135-летию со дня рождения Ивана Сергеевича Шмелева

В отличие от "французского треугольника", как известно, предполагающего любовный союз одной женщины и двух мужчин, "русский треугольник" составляют один мужчина и две женщины. В случае с большим русским писателем Иваном Сергеевичем Шмелевым, глубоко верующим человеком, положение усложняется тем, что к началу действия этого романа Шмелев уже три года вдов и умоляет покойную жену Ольгу Александровну дать ему "знак", как дальше жить, если жизнь потеряла смысл и его единственная мольба к Богу — взять и его к "отошедшей". Он совершенно уверен, что "отошедшая" по-прежнему участвует в его жизни.

В этот момент он получает доброе, нежное письмо читательницы-друга, другой Ольги Александровны, Субботиной-Бредиус. Это обстоятельство представляется ему "знаком свыше", данным по молитвам покойной жены.

Такая вот христианская "мистика трех", однажды оказавшихся в одном духовном пространстве.

События происходят в среде первой русской эмиграции (20-40-е годы минувшего столетия), иногда — в ретроспекции — в России.

КУЗНЕЦОВА-ЧАПЧАХОВА Галина Григорьевна родилась в Москве. Окончила МГУ им. Ломоносова. Автор книг "Холодный апрель" (1989), "Голубка" (1992), "Гость таинственный" (1999) и ряда повестей и рассказов о современной женщине, опубликованных в газетах и журналах Москвы, Санкт-Петербурга, Нижнего Новгорода, Краснодара. Член Союза писателей России. Живёт в Москве

Часть первая. Париж — Берлин — Утрехт 1. В Париже

Письмо неведомой Ольги Александровны Бредиус Ивану Сергеевичу передали через газету "Возрождение".

В редакцию на Елисейских Полях после смерти жены три года назад он заходил редко, только по делу — эмигрантские дрязги, и прежде ненавистные, отошли в сторону от него. В отчаянии он уничтожал архив, раздавал вещи, уверенный, что муки его непереносимы, жить осталось недолго. Лучше было бы поскорей, но руки-то на себя не наложишь.

Он был бесконечно одинок, бессчетно повторял эти страшные слова "как я одинок", бродя по квартирке на Буало, 91 или сидя часами возле дорогой могилы в Сент-Женевьев-де-Буа. Ему казалось, вот-вот разум изменит ему, как мутился он тогда, в 21-м году, когда их сына, больного туберкулезом, как и десятки тысяч бывших военных, не покинувших Россию, большевики под видом регистрации расстреляли в Феодосии. Две утраты — единственного сына и через пятнадцать лет жены Ольги — как перенести? Остались племянница жены Юлия Кутырина и ее сын Ивестион, Ивик, можно сказать, усыновленный — с детства с ними, но ныне взрослый молодой человек, у всех свои дела.

Одиночество — что может быть страшнее?

И вот письмо, он получал их в Париже так много, как никто из коллег-писателей, ни тишайший, всем приятный Борис Зайцев, ни дорогой друг Александр Куприн, собравшийся, слышно, в "Большевизию", ни, тем более, славный Нобелевский лауреат Иван Бунин, давний знакомец по московскому Товариществу русских писателей. Ему Иван Шмелев обязан хлопотами о парижской визе, у него в гостеприимном для многих бездомных Грассе написано летом 23-го года "Солнце мертвых", оповестившее о злодействах большевиков весь европейский мир. Но оттого не стали ближе между собой эти два человека и писателя, оба Ивана, ибо более разных людей и писателей на исходе великой русской классики невозможно представить.

Отвечать всем не удавалось: как ни запасешься конвертами-марками, денег почта поглощает много, а все равно приходится выбирать: отвечаешь тем, кто больше нуждается в твоем слове, то есть тем, кто пишет не для того, чтобы "выразить уверение в почтении", а "просит ответить на вопросы". И о чем бы его ни спрашивали бывшие граждане Российской империи, ныне шофера, модистки, шахтеры, официанты, врачи и домашние учителя русского языка — если повезет, в конечном итоге все они страстно хотели понять одно: "Почему так случилось?", то есть как могла Россия превратиться в аббревиатуру, составленную из странных букв, сначала РСФСР, потом СССР. Такой страны мир еще не видывал — круто брала.