Газета Дуэль - 2008_1-2 (551)

1935. «Бал у американского посла… Все во фраках, ужин в посольской столовой. У нас вечером — жена советника, Биолен, Тейер, Дюброу и др. М.А. читал первый акт «Зойкиной квартиры». «В посольстве США — шампанское, всякие вкусности. Человек 30, виски, коньяк, ужин а ля фуршет, сосиски с бобами, макароны-спагетти, компот, фрукты».

1936. «Сегодня были званы на вечер к французскому послу, но не поехали… Американцы были еще милее, чем всегда. Дочка норвежского посла говорит, что «Турбиных» готовят в Норвегии и что они шли в Лондоне. «Мёртвые души» куплены во все англоговорящие страны». «Массаж ежедневно, что помогает нашим нервам».

Однажды режиссёр И.Пырьев посоветовал:

— Вы бы, Михаил Афанасьевич, поехали на завод, посмотрели бы…

— Шумно очень на заводе, а я устал, болен. Вы меня отправьте лучше в Ниццу.

(Дался им этот завод! — возмущена жена в своём Дневнике).

Чувствовал себя наш профессор кислых щей ужасно. Несмотря на сытные обедо-ужины с американцами, его постоянно мучил страх смерти, одиночество. Всё время, когда можно, лежит, пишет супруга, подруга по паранойе и прообраз Маргариты на метле. 13 июля 1933 г. поехали в Ленинград лечиться у доктора Полонского электризацией. Несмотря на процедуры, Миша боится ходить один, Ленуся провожает его до театра и обратно. Как в том анекдоте:

— Доктор, а вы не забыли про наркоз? — спросил мужик на операционном столе.

— Наркоз? Зачем тебе наркоз? Увидишь, что я с тобой сделаю, сам отключишься.

Короче, наш интеллигент с моноклем еле волочил ноги, однако претендовал на мировое господство в литературе. «Я поэт, зовусь я Цветик, от меня вам всем приветик». «Кстати, до сих пор неизвестно, принят ли Булгаков в Союз писателей или нет?» — вопрошает себя супруга. И тут же записывает в дневничок: «Суматошная у нас жизнь: новая домработница, ремонт и т. д.».

Дела литературные шли, по мнению Б., из рук вон. 15 октября 1925 г. он пишет ультиматум, где ставит свои условия МХАТу.

1. Постановка только на Большой сцене.

2. В этом сезоне (март 1926).

3. Изменения, но не коренная ломка стержня пьесы (речь о «Белой гвардии»).

И это при том, что в октябре 1926 г. «Дни Турбиных» прошли на сцене 13 раз, в ноябре и декабре — по 14 раз в месяц!! Ещё в 1921 г. Миша писал брату из Владикавказа после премьеры «Турбиных»: «А ведь это моя мечта исполнилась… но как уродливо: вместо московской сцены сцена провинциальная».

Ну всё ему плохо, всё противно, всегда в соплях, елозит, хлюпает, сморкается (аж бигуди на башке раскрутились), короче, не люблю я его… он интеллигент.

Луначарский обозвал «Дни Турбиных» пьесой с сомнительной идеологией. Его поддержал Маяковский. Однако заметил: «Запретить пьесу, которая есть, которая только концентрирует и выводит на свежую водицу определённые настроения, какие есть, — такую пьесу запрещать не приходится».

Поэт А. Безыменский заметил в «Комсомольской правде» от 14.10.1926 г., что автор пьесы Булгаков «чем был, тем и останется: новобуржуазным отродьем, брызжущим отравленной, но бессильной слюной на рабочий класс и его коммунистические идеалы».

И тут же раздался вопль из города Парижа: «Нашумевший роман Михаила Булгакова «Дни Турбиных»… пьеса недавно в Москве была запрещена к постановке». Вскоре была снята и «Зойкина квартира», что «естессственно» обострило интерес к Булгакову со стороны Запада. Парижская газетка кричала: «Сенсационная пьеса. Запрещённая и снятая со сцены в Москве».

Люди! Ну за это можно и по морде дать! Вот как лепят гениев, однако. Стоит запретить — и ты уже великий и ужасный. То бишь, ужасно шумно в доме Шнеерсона…

Теперича Б., как изгой и антисоветчик, стал любимцем Европы. Здесь таких обожают, мон-шеров, сэров, пэров и х…ров. Как в том анекдоте: «какая-никакая, а познакомлюсь кое с кем для кое-чего». Недавно в Польше сообщили, что самым популярным зарубежным автором здесь является Булгаков. Товарищи артиллеристы — это диагноз!!!

Таки вознёсся Б. на Олимп мирской славы. Правда, и это не остановило страданий гения. «Купила М.А. прелестную шубу из американского медведя гризли. Тут же обновили её — пошли на обед. Устрицы, спагетти», — пишет мадам жена. Ну, ещё бы! Кто б сомневался?

Булгакова мысль лихорадочно трещит. В декабре 1928 г. неожиданно умер профессор Бехтерев. Диагноз поставить не смогли, считали, что отравили. Мозги его решили поместить в Институт мозга и урну с прахом и мозг везли в двух купе. Булгаков присмотрелся и включил в роман мотив отрезанной головы Берлиоза, похищенной и затем превращённой в чашу на балу висельников у Воланда. Булгакова колбасило, заносило, оттопыривало.

Маяковский тем временем занёс его имя в «словарь умерших слов» («бюрократизм, богоискательство, бублики, богема, Булгаков»). Последний плохо относился к любимцу публики Маяковскому, «Клоп» которого шёл почти ежедневно. Хотя после смерти нашли запись: «Маяковского прочесть как следует».

Булгаков просился в Париж — изучать город, обдумывать план постановки пьесы «Бег». Писал: «Отказ в разрешении на поездку поставит меня в тяжелейшие условия для дальнейшей драматургической работы». Он думал, что его просьбу поддержит Горький. Не случилось.

Зато Сталин смотрел «Дни» не менее 15 раз. А вот как он отозвался о творчестве нашего нервного господина. Сталин, 2.02.1929 г. «Бег» есть проявление попытки вызвать жалость, если не симпатию, к некоторым слоям антисоветской эмигрантщины, — стало быть, попытка оправдать или полуоправдать белогвардейское дело. «Бег» в том виде, в каком он есть, представляет антисоветское явление. Впрочем, я бы не имел ничего против постановки «Бега», если бы Булгаков прибавил к своим 8 снам ещё один или два сна, где бы изобразил внутренние социальные пружины гражданской войны в СССР, чтобы зритель мог понять, что все эти по-своему «честные» Серафимы и всякие приват-доценты оказались вышибленными из России не по капризу большевиков, а по тому, что они сидели на шее у народа (несмотря на свою «честность»), что большевики, изгоняя вон этих «честных» сторонников эксплуатации, осуществляли волю рабочих и крестьян и поступили поэтому совершенно правильно».

«Почему так часто ставят на сцене пьесы Булгакова? — спрашивает Сталин — Потому, должно быть, что своих пьес, годных для постановки, не хватает. На безрыбье даже «Дни Турбиных» — рыба».

…Маяковский всё же улизнул из театра после третьего акта «Дней», куда его затащили с невероятными хитростями. От скуки великий поэт, который никогда не жаловался в ЦК и др. органы, чуть не заснул.

Весной 1929 г. Б. вернулся к роману «Копыто инженера». Поскольку имя его вызвало шок и трепет, решил схитрить — напечатать главу «Мания фурибунда» (ну ё-к-л-м-н, товарищи, что за хрень??) под псевдонимом К. Тугай. Попытка не удалась: как говорят умники, тётя Сара, не крутите задом, это не пропеллер, вам говорят. Фурибунда не была нужна народу, который строил СССР.