Гленн Йеффет - Прими красную таблетку: Наука, философия и религия в «Матрице»

«Матрица» не дает оснований считать, что машины в фильме оснащены своеобразными квантовыми механизмами, необходимыми для реализации сознания. Квантовые явления в фильме не упоминаются; с другой стороны, в нем имеются косвенные доказательства того, что Матрица и ее агенты лишены сознательного мышления.

Поэтому агенты — программные модули, работающие внутри Матрицы, — обладая интеллектом, похожи на глупые автоматы. Большую часть времени агенты действуют, не проявляя воображения, и мы можем наивно решить, что это обстоятельство подтверждает недостаток интеллекта, которым они страдают. В то же время агент Смит проявляет инициативу и, похоже, в своей речи, обращенной к Морфеусу, демонстрирует сознательную неприязнь по отношению к человеческому роду. Но действительно ли он наделен сознанием или всего лишь подражает людям? На самом деле Смит выдает себя с головой, когда говорит о мире людей: «Это запах, если такая вещь вообще существует… Я чувствую вашу вонь, и каждый раз я боюсь, что она как-нибудь меня заразит». Собственная логическая цельность Смита обязывает его сомневаться в существовании этого невычислимого качества, о котором говорят люди, в осознанном переживании запаха. Когда Смит говорит «…запах, если такая вещь вообще существует», он проявляет характерную черту автомата. Это подтверждается следующей фразой насчет того, что он может «чувствовать вонь». Отсюда вытекает, что Смит просто не понимает разницы между ощущениями, существующей для человеческого разума. Для компьютера информация — вещь взаимозаменяемая, но для человека вкус, запахи, цвета, звуки и другие ощущения непреодолимо различны. Этот факт ускользает от агента Смита.

Смит имитирует поведение человека. Эту тактику он избрал для того, чтобы склонить Морфеуса к сотрудничеству. Поскольку допрос Морфеуса заходит в тупик, Браун высказывает следующее предположение: «Возможно, мы задаем не те вопросы». Так что Смит всего лишь делает вид, что беседует с Морфеусом по-человечески, с целью завоевать сочувствие последнего. Надо ли говорить о том, что его тактика терпит сокрушительное поражение.

Не Будда ли Нео? Действительно ли ложки нет? И не является ли совпадением то, что Киану Ривзу однажды уже довелось играть роль принца Сиддхартхи в «Маленьком Будде»? Профессор и специалист по буддизму Джеймс Форд исследует сложные взаимоотношения между буддизмом и фильмом «Матрица».

Люди — это существа, сочиняющие мифы. Можно было бы даже сказать, что люди «создают мир». Мы слагаем эпические тексты, чтобы выразить понимание нами самих себя и внести свой вклад в оформление смысла нашей жизни. В этом контексте миф является не просто «волшебной сказкой» или выдуманной историей. Скорее, он становится самым глубоким выражением наших страхов, заветных желаний и символического понимания жизни и окружающего нас мира. Библейские предания, легенды о сотворении мира, бытующие чуть ли ни во всех древних культурах, биографии основателей государств и даже современные кинофильмы, наподобие «Звездных войн», причисляются к мифам. Отчасти мифы построены на исторических фактам, отчасти — на выдумках, а порой это абсолютный вымысел. Мифологические сказания в различной степени повествуют о том, каким образом мы видим окружающий мир и интерпретируем свой опыт в пределах этого мира. Однако мифы крайне изменчивы и взаимосвязаны. Автор(ы) нового мифа чаще всего создает(ют) какую-либо историю не на пустом месте. Он или она зачастую заимствуют определенные мифологические символы или повествовательные мотивы из сопутствующего контекста и, подходя к этому процессу творчески, придают старому смыслу новое звучание. К примеру, из научных исследований нам известно, что рассказ о потопе, встречающийся в Книге Бытия, во многом заимствован из вавилонской истории об Утнапиштиме, входящей в «Эпос о Гильгамеше». Однако создатели Библии радикально изменили сказание о всемирном потопе, введя в него еврейского бога Яхве. А Джордж Лукас охотно признает, что он многое перенял из обретшей характер парадигмы «странствий героя», авторство которой принадлежит известному исследователю мифов Джозефу Кэмпбеллу. Лукас просто поместил исходное повествование в фантастические декорации и на первый план вывел потенциальную угрозу человеческому состраданию и бытию со стороны технологии.

Точно так же и «Матрицу» можно рассматривать в качестве современного примера процесса мифотворчества. В интервью журналу Time братья Вачовски прямо выразили свои мифологические намерения:

«Мы интересуемся мифологией, теологией и, в некоторой степени, высшей математикой. Все это способы, при помощи которых человек пытается ответить на важные вопросы, равно как и на Самый Главный Вопрос. Если вы собираетесь сочинять эпические истории, вы вынуждены обратиться к этим вопросам. Люди могут и не понять все имеющиеся в фильме намеки, но они понимают основные идеи. Мы хотели заставить людей думать, немного пошевелить мозгами». [100] Corliss.

Смешивая метафоры христианства, буддизма, греческой мифологии и даже кибертехнологии, «Матрица» предлагает мифологический рассказ об условиях человеческого существования. В данной статье я буду разбирать этот ставший классикой жанра фильм с позиций буддизма. Каким образом «Матрица» отражает буддистское «мировоззрение» и анализирует основные человеческие проблемы? Я не претендую на фундаментальное знание буддизма со стороны читателя, поэтому начну с краткого рассказа о буддизме и его важнейших исторических и научных достижениях, знание которых необходимо для понимания моей трактовки «Матрицы».

Основатель буддизма известен под семью разными именами. При рождении ему дали родовое имя Сиддхартха Гаутама, но зачастую о нем говорят как о Шакьямуни, что в буквальном переводе означает «мудрец из рода Шакьев». Достигнув просветления, он получил имя Будды, или «пробужденного». Как в случае с обращениями «Христос» или «Мессия» по отношению к исторической личности Иисуса, «Будда» — это, скорее, титул, чем имя. Сиддхартха жил и распространял свое учение на севере Индии приблизительно в середине первого тысячелетия до нашей эры. Чаще всего годы его жизни датируют как 566–486 гг. до н. э. Согласно традиционным источникам, в возрасте около тридцати лет он отказался от безбедного удела состоятельного принца и вступил на путь духовных поисков способа преодоления страданий и смерти.

Подобное отречение от «мира» и привилегированной жизни совсем не было в новинку для того времени. Сиддхартха родился в эпоху великого социального напряжения. Для северной Индии это период перемен. Священные тексты, в частности «Упанишады», бросили вызов укоренившейся религии, главную роль в которой играли жрецы (иногда это религиозное течение называют брахманизмом). Действующая религия придавала особое значение чистоте веры, кастовым различиям и исполнению обрядов. Еще важнее то, что эта индийская религия понимала (и продолжает понимать) время как циклический процесс. Подобно тому как начинаются и заканчиваются времена года и год в целом, возникает и исчезает сам мир. Развивающийся циклами, которые измеряются непостижимыми отрезками времени, мир рождается, взрослеет, клонится к закату и в конце концов разрушается, чтобы после него тут же возник новый мир. В сущности, у этого циклического процесса нет ни начала, ни конца. Как и мир в целом, разумные существа проходят через бесконечную череду разнообразных воплощений (животное, человек, божество и т. д.).