Вадим Штепа - RUтопия

Бывший советник Ричарда Никсона и Рональда Рейгана, а ныне свободный философ Патрик Бьюкенен издал в 2002 году книгу с шокирующим для его кругов названием — «Смерть Запада». По многомерности сюжета и фундаментальности выводов эта работа ничуть не уступает культовому среди западных либералов «Концу истории» Френсиса Фукуямы. Но написана она с принципиально противоположных и далеко не оптимистических позиций.

Работу над этой книгой Бьюкенен начал еще до терактов 11 сентября, но они вполне подтвердили его вывод о том, что «линия фронта» грядущих глобальных коллизий пройдет не по геополитическим границам между разными государствами, а внутри самой западной цивилизации. Показательно, что самолеты, врезавшиеся в ВТЦ и Пентагон, были не иностранными бомбардировщиками, но захваченными гражданскими лайнерами внутренних американских рейсов. Некоторыми выводами книга Бьюкенена близка другому «оракулу» западных интеллектуалов — «Столкновению цивилизаций» Сэмюэла Хантингтона. Но в отличие от него Бьюкенен смотрит на будущее Запада гораздо более тревожно, предрекая ему гибель не от столкновения с иными цивилизациями, а по причине его собственного вырождения.

Картина этого вырождения у автора выглядит гораздо мрачнее пожеланий иных недоброжелателей Запада. Таких недоброжелателей, кстати, хватает и в России — хотя Бьюкенен включает русских в западную цивилизацию, предрекая всем общую судьбу.

За вторую половину ХХ века население Земли увеличилось вдвое, с трех до шести миллиардов человек, но белые народы практически прекратили свое воспроизводство. По прогнозам ООН, на которые опирается Бьюкенен, к 2050 году белые будут составлять всего лишь одну десятую часть мирового населения, причем треть из них окажется преклонного возраста. Пятивековая (если вести отсчет от экспедиции Колумба) экспансия народов Запада сменяется «реконкистой» — исконное жизненное пространство «золотого миллиарда» все решительнее занимают выходцы из Азии, Африки и Латинской Америки.

Уже сегодня вся Европа — за исключением Турции, Албании и мусульманских регионов России — демонстрирует отрицательную демографическую динамику. При сравнительно высоком уровне жизни и развитии медицины смертность, тем не менее, неуклонно превосходит рождаемость. В этих условиях иммиграция становится практически неизбежной — хотя бы для поддержания социальной инфраструктуры.

Поэтому, в отличие от недалеких расистских идеологов, Бьюкенен не винит в этих процессах самих иммигрантов. Его анализ причин депопуляции западных обществ гораздо глубже:

Иммигранты не виноваты в разрушении Европы. Европейцы совершают этническое самоубийство. То, что мы переживаем в Европе и зачастую повсюду на Западе, является закатом христианства и западноевропейской традиции. Многие американцы чисто инстинктивно положительно относятся к иммиграции, потому что их дедушки и прадедушки сами были иммигрантами. Старые мифы все еще имеют значение, и это можно понять. Но нужно также осознать, что мы имеем дело с миллионами людей из стран с культурой, которая чужда нашему образу жизни. Мы идем прямым курсом к подлинной балканизации (→ 3–4) нашего общества.

В отличие от иммигрантов прошлых эпох нынешние зачастую даже не стремятся к интеграции в западные общества, но обосабливаются в растущие и порою весьма агрессивные «гетто». Возникает такое явление, как «расовый рэкет» — то, за что белому грозит неотвратимое наказание, цветному, как представителю «угнетенного меньшинства», может вполне сойти с рук. Под влиянием догматов политкорректности на Западе все более начинает господствовать «расизм наизнанку» — когда, например, в академической сфере любая, даже самая отвлеченная критика идей небелого ученого может быть обжалована в суде! Этой же удобной моралью «вечно гонимых» охотно руководствуются и криминальные отморозки из цветных кварталов. Бьюкенен приводит целый ряд впечатляющих случаев «странного» поведения массовой прессы, поднимающей крик всякий раз, когда преступления совершают белые, но упорно замалчивающей гораздо более частые и порою шокирующие акты насилия со стороны представителей «меньшинств». Он исследует причины этой предвзятости:

Преступление есть преступление, оно подлежит наказанию, вне зависимости от этнической принадлежности или цвета кожи совершившего его лица. Справедливость должна быть равнодушной к цвету кожи. Однако кампания за выделение «преступлений ненависти» в отдельную категорию противоправных деяний не имеет ничего общего со справедливостью, зато очень много — с идеологией.

«Преступления ненависти» («hate crimes») — это идеологический конструкт эпохи позднего модерна. Точнее — происходящая на фоне естественной постмодернистской мультикультурности какая-то нелепая реставрация догматов сталинского прокурора Вышинского о «презумпции виновности». Как тогда всякий попавший в поле зрения НКВД должен был доказывать , что он «не антисоветчик», так и теперь принадлежащие к «белому большинству» ставятся в положение «заведомо виноватых» и вынуждены постоянно оправдываться в отсутствии всяческих «-фобий». Так терпимость из этической нормы превращается в жесткую политическую идеологию (→ 1–2), напрямую отсылая к тем самым тоталитарным режимам, которым «политкорректоры» на словах противостоят.

Эту вывихнутую идеологию «заведомой правоты» иммигрантов придумали не они сами, но «левые» теоретики, доминирующие в культурно-информационной сфере Запада. Хотя всякая идеология, как точно заметил Маркс, это «ложное сознание». Всем идеологиям свойственно подгонять под себя или игнорировать реальное мировое многообразие. На это обращал внимание и такой полярно противоположный Марксу мыслитель, как Юлиус Эвола:

Белые, левые французские интеллектуалы и деятели искусств, совместно с шайкой Ж.-П. Сартра выдумали и воспели негритюд, создав миф, до которого никогда бы не додумался ни один негр. Эта нелепая выдумка должна была стать для негров чем-то подобным тому, чем является итальянскость для Италии, германскость для Германии и т. д., хотя негры никогда не составляли единого народа с общей цивилизацией, ибо не существует единой «негритянской нации», но есть множество родов, племен и этносов, каждый из которых обладает своими традициями, обычаями и верованиями, значительно разнящимися между собой.