Мануэль Саркисянц - Английские корни немецкого фашизма: от британской к австро-баварской «расе господ».

Такое нравственное превосходство британцы ощущали по отношению к людям чужих рас, «полудьяволам и полудетям», в соответствии со знаменитыми словами Киплинга о «бремени белого человека» ( ** Твой жребий — Бремя Белых!..Править тупой толпою То дьяволов, то детей… (Бремя Белых / Пер. В. Топорова // Киплинг Р. Бремя Белых. М, 1995. С. 43). [1464] 1075. Rudyard Kipling, Verses (London, 1940), p. 256. ). Колониальные англичане — по Киплингу — должны с

302

величайшим трудом выводить их из тьмы на свет, пожиная за все это лишь неблагодарность( * Твой жребий — Бремя Белых! Награда же из Наград — Презренье родной державы И злоба пасомых стад. Ты (о, на каком ветрище!) Светоч зажжешь Ума, Чтоб выслушать: «Нам милее Египетская тьма!» (Там же). [1465] 1076. Ibid., p. 324. ). Конечно же, имея дело с такими «полудьяволами и полудетьми», англичане не представляли, как тут можно говорить о равноправии, пусть даже в отношении образованных «туземцев»; несмотря на это подчинение последних должно было вписываться в некую патриархальную связь — в духе самовосприятия тогдашнего классового общества в самой Англии. Киплинговская Англия видела в себе упорядочивающую силу. Сходным образом, например, Пауль Рорбах оправдывал вильгельмовский империализм не без морализма. «Гуманность… была практически неопровержимым доводом… в деле пропаганды империализма». Британские империалисты заявляли, что они собираются «дать народам земли… большую свободу и большую справедливость, величественнее и беспристрастнее которой не было в мире» — как бы исполняя волю Всемогущего, а не провозглашая «какую-нибудь новую форму имперского язычества, созданную на основе… немецкого культа самопочитания» (эти слова Болдуина даже в 1940 г. цитировали в Германии).

В донацистской Германии специфика английской религии понималась как вера в «своего английского бога, защищающего свой избранный народ и ведущего его к победе», по определению Фридриха Брие. Но, по крайней мере, в Англии, в отличие от Германии Ницше, не считалось, что «Бог мертв» — пусть даже, как у Томаса Карлейля, это был британский Бог: ему соответствовало некое высшее «сверх-Я». Так, Киплинг напоминал: «Если мы, опьяненные властью, перестанем испытывать благоговение к Тебе… Господь воинства, не покидай нас, чтобы не забылись мы». «Высланный в даль, тает наш флот… Глядите, весь наш блеск вчерашний оставит от себя не больше, чем оставили после себя Ниневия и Тир. Судья наций, все же пощади нас, чтобы не забылись мы, чтобы не забылись мы. Да избежим мы веры в то, что невечно:…в железо, в осколки. В прах обратится мужество, то, что строится на песке, на железе, на том, что обратится в осколки. Помилуй Твой народ, Господь». Этим гимном Киплинг призывал соотечественников к

303

смирению. И если британцы Киплинга считали себя «избранным народом», то они связывали это и с возложенными на себя обязанностями, а не исключительно (пусть и в основном) со своими привилегиями. [1466] 1077. B. Parry, Delusions and discoveries … India in the British imagination 1880–1930 (London, 1972), p. 51; vgl. Somervell, Geistige Stromungen in England im neunzehnten Jahrhundert (Bern, 1946), S. 283.

(Понятие о ветхозаветной, этническо-культурной исключительности, которое обычно выводят из знаменитого высказывания Киплинга: «О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут», на самом деле в том же киплинговском тексте преобразуется в гуманистическом духе: если сильный сталкивается с сильным, то для этих истинных людей больше нет ни Востока, ни Запада ( * О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут, Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Господень суд. Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род, Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?

(Баллада о Востоке и Западе / Пер. Е. Полонской // Киплинг Р. Бремя Белых.

М., 1995. С. 32). [1467] 1078. Rudyard Kipling, Complete Verses (London, 1990), p. 190, 193. )).

Хоть выражение «бремя белого человека» и было исполнено расового чванства, но эти крылатые слова отражали не только лицемерие. Они рассматривались как «распространение сословного "noblesse oblige" ( ** Положение (букв, дворянство) обязывает (фр.). ) на империю» (в противоположность лозунгу среднего класса «bourgeoisie n'oblige pas» ( *** Принадлежность к буржуазии не обязывает (фр.) ), по словам русского аристократа Александра Герцена ( **** Ср.: Письма из Avenue Marigny (письмо четвертое) // Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. Т. 5. М., 1955. С. 240. )). Как «бремя белых», так и обязанности, обусловленные знатностью, должны были связывать этот статус с необходимостью исполнять долг перед более слабыми и даже делать его символом этого долга. Действительно, среди имперских англичан встречались люди, всерьез принимавшие на себя это «бремя» как долг. «Трагическими Дон-Кихотами империалистической авантюры» называет их Ханна Арендт [1468] 1079. Ruppert Wilkinson, The Prefects: British leadership and the Public School tradition (London, 1964), p. 100–109; Hannah Arendt, Elemente und Ursprunge totaler Herrschaft (1955), S. 339. — рыцарями скорее без страха, чем без упрека. Визионером такого типа был, к примеру, Джордж Р. Паркин ( ***** Паркин Джордж Роберт (1846–1922) — англ. педагог и публицист, уроженец Канады; член Лиги имперской федерации; поклонник С. Родса, распорядитель стипендий его имени. ), чей англосаксонский расизм был ориентирован не столько на надменность силовой политики, сколько на «расовое смирение» (sic). [1469] 1080. Terry Cook, "George R. Parkin and the concept of Britannic idealism": Journal of Canadian Studies, Vol. X, Nr. 3 (1975), p. 22. По его мнению, в случае противоречий между расовым национализмом и христианскими идеалами «высшее первенство» должно быть отдано последним. Более того: британский (ветхозаветный) расизм был для Паркина средством воплощения идеалов (новозаветного) христианского идеализма. Ведь

304

«экспансия нашей расы… означает власть… но она означает и огромную моральную ответственность». [1470] 1081. Ibid., p. 22, 26 (source references 71 und 100). Богоизбранность английской расы подразумевала под собой — по крайней мере в начале викторианской эпохи — и Страшный суд, день, когда Британия будет призвана к ответу («Совесть викторианского государства»). Даже в разгар Первой мировой войны «христианский империализм» напоминал: «Когда нам говорят о нашей принадлежности к посвященному народу, о том, что этот статус влечет за собой священные обязанности, мы могли бы пожелать, чтобы… этого не произносили вслух… И все же наша совесть не останется глуха к их мольбам… А если чванливая гордость когда-либо станет нашим главным грехом… что, как ни повиновение Ему, тому, кто низвергает могущество… и возвышает низы, сделает нас смиренными». [1471] 1081a. Marsh, Conscience of the Victorian State, p. 192; A. C. Hill, Christian Imperialism (London, 1917), pp. 10, 11.

Таким образом, с идеологической точки зрения, британское понимание своего «расового превосходства», по крайней мере вплоть до 1914 г., было основано на осознании своей огромной ответственности. «Существовали положения, согласно которым долг англичан заключался в расширении своей системы империалистического правления». Однако англичане провозглашали, а некоторые даже верили, что они делают это «во благо невежественных и диких». Поэтому совершенно серьезно заявлялось: «Даже когда нам не будет нужна Индия, мы все равно будем нужны Индии, и мы обязаны отвечать на эту ее потребность даже ценой собственных невзгод…». [1472] 1081b. Douglas Lorimer, Color, Class and the Victorians (New York, 1998), p. 205; Mac Donald, Language of Empire, p. 67; Correlli Barnett, the Collapse of British Power (London, 1997), p. 137.