Е Ермилова - Яков Петрович Полонский

Е. Ермилова

Яков Петрович Полонский

(1819 - 1898)

Яков Петрович Полонский - как бы живая история русской поэзии XIX века. Его творчество захватило своими краями всю классическую русскую поэзию: первые стихотворные опыты гимназиста Полонского заслужили одобрение Жуковского, и вместе с тем имя Полонского еще было живым поэтическим именем, когда начал писать Блок, для которого поэзия Полонского была "одним из основных литературных влияний". Среди поэтов конца века, с их духовным и стилевым разладом, Полонский занимает особое место - в его лирике воплотилось то лучшее, что для поэзии XIX век: неразложимая цельность и глубина содержания, свобода и естественность выражения, благородство и прямодушие, твердая ясность идеала.

Хотя Полонский писал и поэмы, и рассказы, и воспоминания (особенно замечательны - о Тургеневе, с их подкупающим сочетанием простодушия и проницательности), все же он, конечно, прежде всего - лирический поэт, обладающий в наивысшей степени тем, что Белинский в статье о нем назвал "чистым элементом поэзии". Пожалуй, ни о ком другом этого нельзя сказать с такой определенностью, как о Полонском: никакая другая жизненная роль "не подходила" ему, кроме роли поэта.

В каком-то смысле Полонский был центром, точкой пересечения множества литературных, общественных, личных отношений своего времени. Место это принадлежит ему не по размаху и мощи поэтического гения, не по резкости и оригинальности общественной позиции, но по особой, одному Полонскому в такой мере свойственной поэтической отзывчивости, живого и как бы неизбежного отклика на все совершающееся вокруг него. Органическое, "стихийно певческое" начало в сочетании с постоянной готовностью души к отклику и создают в первую очередь своеобразие поэтической личности Полонского.

"Читая произведения Полонского, чувствуешь себя во всевозможных сферах русской жизни, которая ему близка, которую он не только внимательно наблюдает, но в которой он сам - непрестанный участник", - отмечал рецензент Поливанов, представлявший сборник стихотворений Полонского на соискание Пушкинской премии. Вот это,

Может быть, ключевое определение как личности, так и поэтического стиля Полонского - не суровый обличитель и судья, не надмирный жрец и не пророк, но свидетель и соучастник человеческого земного существования. Ключевое оно и потому, что объясняет и достоинства и недостатки его поэзии: мгновенный отзыв непосредственного участника, не выключающего себя из жизненной ситуации, мог оставить в стихах и живой трепет жизни, и многословную, вялую описательность.

Кто бы из современников ни отзывался о Полонском, - идет ли речь о его личности или о стихах, - неизменно возникает чрезвычайно обаятельный человеческий облик. В мнениях о нем царит полное единодушие. Некрасов писал, что произведения Полонского "постоянно запечатлены колоритом симпатичной и благородной личности". Д. Григорович свидетельствовал: "Я еще в жизни не встречал человека с душой более чистой, детски наивной; сколько подлостей прошло мимо него, он не замечал их и положительно не верил, что есть зло на свете". А. Голенищев-Кутузов: "Весь он, так сказать, насквозь был проникнут бесконечным добродушием, благожелательностью и юношеской, почти наивной доверчивостью ко всем и всему, что его окружало". Е. А. Штакеншнейдер [Елена Андреевна Штакеншнейдер - дочь петербургского архитектора А. И. Штакеншнейдера. Ее "Дневник и записки" представляет ценнейший документ как по количеству фактов, существенных для понимания эпохи, так и по глубине и проникновенности их истолкования. Была многие годы верным и преданным другом Я. П. Полонского, часто посещавшего дом Штакеншнейдеров. Именно ей в первую очередь мы обязаны тем, что живой облик поэта сохранился для нас во всей своей полноте.]: "Полонский - редкой души человек, думаю, что второго такого доброго, чистого, честного и нет".

Очевидно, благодаря этим свойствам своей личности Полонский в течение своей жизни был в дружеских отношениях - от самой тесной дружбы до искренней приязни - со всеми величайшими поэтами и прозаиками своего времени: Тютчевым, Фетом, Достоевским, Толстым, Тургеневым.

О редкостной доброжелательности и мягкости Полонского можно судить и по собственным его письмам, воспоминаниям и дневникам. Если ему, например, надо высказать замечания по поводу стихов начинающих поэтов, то при совершенной непоколебимости и твердости суждений он не забывает тут же, как бы вскользь, добавить, что вот у него те же самые недостатки и на них ему неоднократно указывал Фет, да и он Фету не спускал подобных же погрешностей.

И сами стихи и его письма убедительно свидетельствуют о совершенной открытости его - как человека и как поэта. Поэтому когда мы находим в них отчаянные или шутливые жалобы на преследующую его судьбу, то сама их простодушная искренность как бы служит залогом того, что эти обиды исчерпывают "теневую" сторону его натуры, - все остальное в нем принадлежит свету.

А главное - жалобы его так оправданны! Жизнь Полонского была полна и душевных, и физических мучений, и самой элементарной борьбы за существование.

В юности, когда он девятнадцатилетним наивным провинциалом приехал из своей Рязани в Москву и поступил в Московский университет, только наличие знатной бабушки (Е. Б. Воронцовой) спасало его от полной нищеты. Он считал себя "богачом", если "у него в жилетном кармане заводился двугривенный". Тратил он его в кондитерской, где можно было за чашкой кофе прочитывать лучшие газеты и журналы, и в них, в числе прочих, пламенные, увлекавшие его воображение статьи Белинского. После смерти бабушки начались скитания по меблированным комнатам и грошовые уроки. Вскоре он поступает учителем грамматики в семью князя Мещерского, а позднее, уже в 50-е годы, становится гувернером в доме Смирновой-Россет. По письмам его видно, как мучительно давались ему годы гувернерства и репетиторства. Но испытания в этом роде были в его жизни далеко не последними. Гораздо позднее, будучи уже очень немолодым и больным человеком, он вынужден был, чтобы обеспечить семью, принять место воспитателя сына миллионера С. С. Полякова - одного из столпов послереформенного промышленного хищничества. "На этот новый шаг в своей жизни я смотрю, как на выгодное для себя несчастье", - писал он Тургеневу.

Первый сборник стихов Полонского ("Гаммы", 1844 год) признания не получил, хотя в нем и были такие шедевры, как "Зимний путь", "Дорога", "Пришли и стали тени ночи...".

Полонский едет служить в Одессу, потом на Кавказ. В его поэзии появился большой цикл кавказских стихов; в них воплотилась тенденция, общая для всего творчества Полонского: он очень внимателен к открывающейся перед ним новой действительности, стремится всецело и беспристрастно войти в нее, не впадая ни в натуралистическую стилизацию, ни в романтический штамп. Об этом говорят и его добросовестные примечания, характеризующие незнакомые русскому читателю детали быта. Не всегда удается ему справиться с увлечением чуждым экзотическим бытом: он преодолевает его с помощью прозаически описательной интонации, создавая своего рода прозаизированную экзотику.