Валерий Аграновский - Вторая древнейшая. Беседы о журналистике

Не иначе как „третий круг“? Откуда? И чей?

Во все времена и во всех странах наступают моменты, когда враждующие партии и группы, разные нации и даже секты, люди разных верований сплачиваются, а вожди публично обращаются к „любимым“ подданным: „Братья и сестры!“ Причина проста и трагична: на пороге враг, который сильнее врага внутреннего. Эпидемия? Агрессия? Цунами? Мощная финансовая угроза? Залетевшая из космоса комета? Одним словом — беда. Избежать ее царь Соломон предложил так: лучше быть живым псом, чем мертвым львом. Откуда пришла сегодня смертельная опасность, которая заставила СМИтчиков протянуть друг другу руки?

Да вы уже сами сообразили, но будете при этом правы: Интернет!

Не берусь профессионально говорить о последствиях всеобщей компьютеризации, так испугавшей моих коллег: дилетантских знаний явно недостаточно. Впрочем, этих знаний, подозреваю, нет и у руководителей СМИ. Вспоминаю старый анекдот:

„Скажите, сколько будет, если к половине прибавить вторую?“ — „Точно сказать не могу, но интуитивно чувствую, что будет литр!“ И все мы почувствовали: трудно будет средствам массовой информации. Вместо газет, радио и телевидения придет Интернет, который заменит все! Он даст людям несравненно больше информации, удовольствия и пищи для размышления, причем независимо от места проживания, пола и возраста, национальности и верования, политических взглядов, да еще поверх границ. Царский ассортимент: знания, чувства, информация международных агентств, которые знают о нас больше, чем мы сами о себе. Она быстрее и полнее, чем отполированная цензурой и отобранная редакторами СМИ. Кому и зачем эти СМИ будут нужны?

То, что получится „литр“, они сообразили на подсознательном уровне, без дискуссий в печати и в Думе. Ах, будет не сегодня, а послезавтра? Уважили нас, успокоили. Позавчера мы не знали, что можно клонировать живое существо, в том числе человека, что одна клетка может продлить жизнь индивидуума на пятьдесят — сто лет, сегодня знаем.

Более того: компьютеры уже сейчас дают возможность людям не только общаться, но и отдыхать от себе подобных (уходить в себя). В России (я читал) полтора миллиона детей и взрослых, уединившись, вдохновенно играют с „живыми“ тамагучи, забыв о мамах и папах, сыновьях и дочерях, о политике, выборах, войнах, не думая о тяготах реальной жизни: что они для жизни, что жизнь для них? Совершенно иное содержание жизни, другая философия существования. Что значит для наших „игроков“ реальность, если им важно накормить тамагучи, уложить спать, пробудить, вылечить, позабавить и самому позабавиться, и похоронить, если не воскресить, испытав натуральные горе и радость.

Заканчивается XX век, а что будет в следующем, ЕМУ непостижимо, как говорил покойный блистательный фотокор Яша Рюмкин. Одновременно быть вместе со всеми и в одиночестве — внедряться в виртуальную жизнь, общаться с тамагучи, эльфами, колдунами, прочей нечестью и тут же смотреть „Что? Где? Когда?“ такого удовольствия СМИтчики пока нам подарить не могут. Известный академик-компьютерщик Митрохин, выступая по телевидению, печально признал, что всеобщая компьютеризация грозит человечеству всеобщей дебилизацией (от слова „дебил“).

Задержать приход Интернета можно, отменить — никогда. Прогресс не остановим, он прет, как амок. Пытались запретить кибернетику, атомную энергию, клонирование (чего только не запрещали!), наконец поняли: не изобретения опасны, а люди, его применяющие, то ли во вред, то ли во благо. На сей банальной констатации поставим точку.

Чуть не забыл: наше российское общество чаще страдало не от приобретений, а от потерь. Едва не потеряли кино, театры (особенно оперу), почти полностью утратили интерес к классической литературе (и это в России, самой читающей стране в мире!), ударились в самые пошлые детективы. Вот, кажется, одумались: неужто мужик домой с базара опять Некрасова да Пушкина понес? Не погорячился ли я?

Рецепта, как выйти из положения, от меня не ждите. Мог бы предложить со свечкой в церковь сходить, помолиться „во здравие“, но атеист я: таким родился, таким помру. Послушайте, однако, на посошок небольшую историю. Рассказал ее в моем присутствии замечательный писатель-философ Владимир Федорович Тендряков.

В начале 70-х годов он как-то поздним вечером возвращался с дачи в Пахре домой в Москву. Шел проливной дождь. На обочине шоссе вдруг увидел мужчину, женщину и ребенка, они голосовали. Тендряков, сидя за рулем собственной старенькой „Волги“ (еще с оленем на капоте), остановился, предложил путникам сесть в кабину. Без слов довез до первой станции метро. Выходя из машины, мужчина протянул водителю смятые в кулаке рубли. Владимир Федорович сказал: я денег не беру. Как так, удивился мужчина, ведь вы сделали нам добро. Ну и что, ответил Тендряков, я сделал вам добро, а вы сделаете добро другим, а те третьим. Семья на шаг отошла от „Волги“, и мужчина, подтолкнув рукой женщину, показал глазами на водителя и отчетливо произнес: „Баптист“.

Вот, собственно, и вся история.

Теперь, если не трудно, еще раз вернитесь к заголовку моего материала. И подумайте на досуге».

Независимая газета. 1998, 15 апреля

В одном из последних номеров весьма популярного издания я прочитал интервью с Вами. Выяснил, что Ваша концепция будущей газеты в острой конкурентной борьбе с претендентами дала Вам победу. Теперь Вы возглавите обновленную редакцию. О концепции говорится Вами смутно и общими словами: газета будет служить читателю (а кому еще, пингвинам?), останется, как и была, общественно-политической. Не густо. Но одна фраза меня просто ошарашила. Я мог бы, узнав Ваш рабочий телефон, частным образом разрешить свое недоумение. Но понял нечто важное, что и заставляет меня прибегнуть к публичности.

Надеюсь, Вы понимаете, почему я так тщательно оберегаю Вашу фамилию и название газеты, тем более что меня знаете: и Вас я не боюсь, и Ваше новое руководство тоже. Так или иначе, но с читателем объясниться обязан. Две причины сдерживают меня и делают героя повествования анонимным: во-первых, такое понятие, как корпоративность, а именно, святое правило ругать и, тем более, хвалить коллег надо в глаза и в своем профессиональном кругу, а уж если прилюдно, то без «домашнего адреса»; во-вторых, я не считаю себя вправе поучать коллегу и «держать за руки», то есть мешать ему думать и поступать, как он полагает нужным. Теперь, провозгласив спич на тему о свободе личности, вернусь к новому редактору газеты.

Итак, прочитав интервью, я увидел: Вы, вольно или невольно, обнажили своей концепцией тревожную тенденцию современной журналистики, тронув не только лично мой профессиональный интерес, но интерес общественный. На вопрос корреспондента издания о будущем газеты Вы заявили с академической убежденностью, что газета, как бы ни была Вами построена, первой (я понял: и главной) ее основой будет не мысль, а факт; и еще добавили к сказанному, что именно из этого и будете Вы исходить.