Еремей Парнов - Зеркало Урании

Но вернемся назад к истокам утопии и подробно обсудим, что это такое.

Утопией (по-гречески это означает "место, которого нет") принято называть литературное произведение, содержащее воображаемую картину общества будущего. Утопия, как и вообще фантастика, родилась из фольклора. Весь комплекс характерных ее приемов — сны, видения, путешествия на далекие планеты и не существующие на земном глобусе острова — это чудесные дары сказки.

Основоположником утопии по праву считается Платон, создавший бессмертные философские произведения «Государство» ("Политейя"), «Законы», «Критиас» и «Диалоги», хотя само это слово, повторяю, было придумано Томасом Мором. Кроме Платона отдали дань утопическому жанру и другие прославленные в веках мудрецы древней Эллады: Евгемер из Мессины и Ямбул, Феопомп и Гекатей Абдерский, Фалес из Халкедона и Гипподам Милетский. К сожалению, мы можем судить об их сочинениях лишь по отдельным фрагментам или сжатым пересказам других писателей древности.

Неутомимый путешественник Гекатей посетил Египет при Птолемеях и описал это свое путешествие в большой книге, которая до нас не дошла, равно как и утопические сочинения "Киммерийский город" и "Страна гипербореев". Несколько больше знаем мы о Феопомпе. В своей «Меропии» он рассказал о баснословной "стране за океаном", где поистине райское блаженство уже при жизни вкушают прозрачные, почти бестелесные существа. Потом, как мы знаем, подобная идея пройдет сквозь всю историю фантастики и даже доживет до наших дней.

Наиболее обстоятельные сведения сохранились о Евгемере Мессинском, авторе утопии "Священное писание", написанной около 280 года до н. э. Евгемер рассказывает о путешествии на остров Панхэев, то есть «высокоблагородных». Здесь стоит сказать об одной подробности, на первый взгляд не очень значительной. Дело в том, что «высокоблагородные» поставили на своем благополучном острове обелиск, на котором высечена история Урана, Хроноса и Зевса, во времена коих люди были счастливы. Поистине примечательное смешение утопии с доисторическими отголосками мифа о золотом и железном веках! Не отсюда ли зародилась сама идея отрицания будущего — горькое сердце всех современных антиутопий?

Из других утопий античного мира упомянем лишь о "Солнечном государстве" Ямбула, о романе из жизни гималайского народа аттакореев (утта-куру на хинди), написанном современником Птолемеев Амометусом, и об утопических воззрениях знаменитого еврейского эллиниста Филона. О нем написал интересную книгу Муретов ("Философия Филона Александрийского в отношении учения Иоанна Богослова о Логосе"). В заключение несколько слов стоит сказать и о Плотине, который набросал проект своеобразного философского монастыря «Плотинополиса».

Плотин надеялся построить свою философскую обитель (не отсюда ли берет начало "Телемское аббатство" Рабле?) в Кампании при поддержке императора Галлиена и его жены Салонимы. Отголоски учения Плотина можно встретить в примечательной книге "Иайи Ибн-Иокдан" ("Живущий сын Бодрствующего"), написанной Ибн-Туфейлем, испанским мавром, оказавшим покровительство знаменитому философу Аверроэсу. Своей книгой Ибн-Туфейль предвосхитил идею Робинзона. Его герой, попав на необитаемый остров, повторяет весь опыт человечества, в считанные годы проходит долгий путь от каменного века к современной для Туфейля цивилизации.

После Мора, Кампанеллы и Андреа, превративших утопию в подлинный гимн разуму и гуманизму, ее уже прочно связывают с революцией социальной. Потом Фрэнсис Бэкон ввел в утопию понятие материального (научно-технического в нашем понимании) прогресса, закончив тем самым долгую эволюцию этого важнейшего литературно-философского жанра.

Вслед за Рабле и Шекспиром (утопические мотивы легко обнаружить в "Буре") проекты "реконструкции мира и общества" выражались главным образом в форме назидательных философских трактатов (Руссо и его многочисленные последователи, У. Годвин и др.). Утопические же романы можно пересчитать буквально по пальцам. Как правило, они обнаруживают сильное влияние бессмертного автора "Новой Элоизы", «Эмиля» и "Общественного договора". Среди наиболее видных руссоистов выделяются Л. Мерсье ("Год 2440"), Никола Ретиф де-ла Бретон ("Открытие астральных земель"), Фонтенелль ("Республика философов") и Морелли ("Базилиада, или Плавучий остров" и "Кодекс природы").

"Вопреки довольно распространенному заблуждению, — остроумно замечает Г. X. Шахназаров в книге "Социалистическая судьба человечества", — утопии, как правило, отнюдь не являются плодом буйного воображения. Напротив, они порождены самыми жгучими потребностями жизни и представляют собой нечто вроде "конструкторских разработок". В большинстве своем их авторы не только верят в возможность строительства идеального общественного порядка на основе предложенных ими принципов и чертежей, но и прямо призывают к этому всех разумных и просвещенных людей".

Распространение идей утопического социализма совпало, как известно, с периодом торжества романтизма. Не случайно, что поэтика современной фантастики и по сей день характеризуется явно романтическими чертами. Это прекрасное наследие Шелли ("Освобожденный Прометей" и "Королева Маб") и Байрона ("Острова"), Гюго ("Отверженные") и Жорж Санд ("Грех господина Антуана"), Мелвилла ("Марди") и, видимо, прежде всего Эдгара По.

Социальные противоречия капиталистической системы достигли высшего напряжения в годы, предшествовавшие первой мировой войне. Призрак вселенской бойни придвинулся вплотную. В ее неизбежности мнился спасительный выход из кризисной ситуации. Европа переживала свой страшный (почти по Шпенглеру) закат. Именно в это предгрозовое, чреватое скрытыми необратимыми изменениями время всевозможные утопические проекты спасения обреченного мира были восприняты как руководство к действию. Фантастические пророчества обрели обманчивый лик программных манифестов. Наибольший успех выпал на долю знаменитого романа Эдварда Беллами "Взгляд назад" ("Через сто лет"). Эта наивная утопия вызвала к жизни целый поток подражаний и опровержений. У. Д. Хоуэлс дополнил идиллические картинки Беллами острой социальной сатирой (дилогия "Путешественник из Альтрурии" и "Через игольное ушко"), Уильям Моррис в полемическом задоре нарисовал свою идиллию, в которой коммунистическую идею подменила средневековая пастораль. Творческое наследие Мора и Кампанеллы, как видим, обрело характерные черты догмы.

Большой популярностью пользовались в то время романы австрийского фантаста Теодора Герцки "Свободная страна" и "Заброшенный в будущее". Индивидуалистические воззрения Герцки породили поток памфлетов. Это была своеобразная цепная реакция, эскалация, рожденная отрицанием, где опровержения сменялись контропровержениями. Жан Граве издал в Париже анархическую утопию, Тирион в своей «Нейстрии» проповедовал крайний индивидуализм, Курд Лассвиц ("Картины будущего") видел спасение человечества в неудержимой машинной экспансии. Он был прав, говоря, что век пара изжил себя и на горизонте уже встает электрическое солнце. Беда лишь в том, что, раздираемый социальными катаклизмами, неудержимо изменялся сам горизонт. Это-то Лассвиц и проглядел. Впрочем, не он один.