Константин Симонов - Разные дни войны. Дневник писателя, т.2. 1942-1945 годы

– Как, будет у вас телефон работать или нет? – лениво и тихо, но с обещавшим взрыв шипением в голосе спрашивал Москаленко. – Вы скажите, будет или не будет?

– Сейчас будет, уже другой аппарат несут.

– Где он у вас, другой аппарат?

– А вот, несут.

И действительно, через минуту уже принесли другой аппарат и подключили его, но и он тоже не сразу заработал, два или три раза проверяли слышимость.

Наконец Москаленко соединился по этому телефону с тем, с кем ему было нужно, но посреди разговора связь прервалась. Он опять соединился – связь опять прервалась.

– «Волга»! «Волга»! – кричал офицер-связист, пытаясь третий раз соединиться.

– А ну вас к богу, – сказал Москаленко. – Поедем, Епишев, прямо в корпус.

– Товарищ командующий, а как же телефон? Тут оставить или как? – спрашивал офицер-связист.

– Ну как, как? – вылезая из воронки, сказал Москаленко. – За мной же следом ты его не потянешь, значит, оставляй тут. Поехали.

Снова пробившись через пробку, мы проехали через ту лощину, где немцы днем клали снаряды. Там валялись растерзанные лошади и разбитые повозки. Мы поднялись дальше в гору, миновали ее и остановились в какой-то маленькой деревушке. И тут началась серия разносов. Сначала Москаленко встретил лейтенанта, командира комендантского взвода.

– Где ваш командир корпуса?

– Не знаю.

– Как же вы не знаете? Что у вас за корпус, что вы не знаете, где командир корпуса, а?

– Не знаю, – повторил оробевший лейтенант.

– Найдите мне командира корпуса.

– Он уехал.

– Так что же вы сразу не сказали, что он уехал? Куда уехал? Вперед или назад?

– Вперед уехал.

– Ну, тогда еще ничего. А кто есть тут поблизости?

– Оперативный отдел.

– Найдите мне кого-нибудь из оперативных работников.

Пока лейтенант бегал за оперативными работниками, Москаленко заметил, что по склону возвышенности окапывались бойцы. Один сидел почти у самой дороги в уже вырытом им неглубоком окопчике.

– Что вы тут делаете? – спросил Москаленко. Когда он особенно сильно раздражался, он говорил только на «вы».

– Занимаем оборону.

– Какую оборону? Какую оборону вы здесь занимаете?

– Нам приказали.

– Кто вы такие?

– 73-й батальон штурмовой бригады.

– Где ваш командир?

– Здесь.

– Позовите мне командира.

Через две минуты появился командир, майор с бледно-розовым лицом не то от природы, не то от бега.

– Вы командир батальона? – спросил Москаленко.

– Так точно. Командир 73-го батальона штурмовой бригады, товарищ командующий.

– Что же тут делают ваши бойцы? – шелестящим голосом спросил Москаленко.

– Занимают оборону.

– Какую оборону? – Москаленко, что с ним очень редко случалось, употребил непарламентское выражение. – Какую оборону вы занимаете, когда бой идет в пяти километрах впереди вас?

– Нам так приказали, – оправдывался майор.

– Кто приказал?

– Полковник.

– Не мог он вам такой ерунды приказать.

– Разрешите, товарищ командующий…

– Не разрешу. Сейчас же снимайте отсюда всех ваших бойцов – и вперед. На Лослау, прямо вперед! И забудьте на время этого наступления слова «занимать оборону». Забудьте.

– Так точно, товарищ командующий. Разрешите доложить…

– Не разрешаю докладывать, выполняйте.

Москаленко пошел вперед к деревне, до которой мы немножко не доехали. Майор на несколько секунд задержался около Епишева, объясняя, что он ни в чем не виноват, что это действительно приказ полковника.

– Давайте выполняйте, – сказал Епишев. – Со всем остальным разберемся потом.

И майор побежал назад, к своим солдатам, спеша поднять их. Москаленко, пройдя несколько шагов, столкнулся с шедшим ему навстречу подполковником, начальником штаба корпуса.

– Что у вас здесь, в деревне? – спросил он подполковника.

– Штаб.

– А почему у вас здесь штаб?

– Здесь командир корпуса приказал быть штабу.

– А где ваш командир корпуса?

– Поехал вперед, в бригады.

– А вы что здесь делаете? Смотрите на то, как сзади вашего штаба корпуса бойцы оборону занимают? Да? Раз не умеете руководить людьми, так хотя бы поезжайте вперед, в боевые порядки. Раз вы не можете поднимать людей в бой своим умом и авторитетом, так поднимайте их хотя бы своим присутствием. Поняли меня? Убирайтесь отсюда вперед, чтоб вас тут не было. Оставьте кого-то одного на телефоне, а остальных всех вперед!

– Куда вперед?

– На Лослау. Забирайте этот ваш штурмовой батальон и ведите его вперед.

Подполковник побежал выполнять приказание, а Москаленко зашел в дом и, сев там на телефон, час подряд говорил с командирами и начальниками штабов корпусов и дивизий, с командующими артиллерией, спрашивал, как кто воюет, называл пункты, по которым необходимо дать огонь… А когда кто-то доложил ему по телефону, что одна из дивизий против ожидания так и не продвинулась, резко крикнул в телефон:

– Так передайте от моего имени этому вашему так называемому командиру дивизии, чтоб он шел в свой батальон и поднимал его в атаку, раз по-другому не умеет им руководить! Раз он по своему уровню может быть только батальонным командиром, так пусть и ведет батальон в бой!

Когда мы уже вышли садиться в машины, снова появился подполковник, начальник штаба корпуса. Оказывается, он за это время успел съездить вперед и докладывал теперь Москаленко, что командир корпуса находится в такой-то бригаде и просит передать командующему, что он обеспечивает сейчас там взятие впереди лежащего леса.

– Обеспечивает взятие, – повторил Москаленко. – Надо не взятие обеспечивать, а пройти через этот лес, в котором нет противника.

– Нет, товарищ командующий, разрешите доложить, противник там есть…

– Вы что, сами его наблюдали?

– Сам наблюдал.

– Что наблюдали?

– Сильный автоматный огонь.

– Сами?

– Сам.

– Передайте вашему командиру корпуса, чтобы он скорей прошел через этот лес. Чем поздней он к этому приступит, тем труднее ему это будет, тем дороже обойдется потеря времени. Поняли?

После этого мы поехали назад и, свернув с шоссе, по ухабистой проселочной дороге добрались до двухэтажного каменного дома, в котором теперь помещался командный пункт 95-го корпуса, того самого, в котором я был с утра. Неподалеку от дома какой-то боец, подвесив на заборе зайца, ловко свежевал его. За оградой разложили костер и что-то варили. Издали были видны дымки разведенных в разных местах костров. Желудок вступал в свои права. Как это обычно водится, наступление, само собой, приостанавливалосъ до завтрашнего рассвета.

Я не раз успел убедиться, что в тех случаях, когда наступление не назначается специально ночью, а уж идет с самого утра и до ночи, ночью все равно, какие там ни будь приказы, солдаты как правило, не воюют. И обычно утренние доклады о том, насколько части продвинулись за ночь, зависят не от того, насколько они действительно продвинулись, а гораздо в большей мере от добросовестности начальников, делающих эти доклады, от большей или меньшей меры их правдивости перед лицом вышестоящих.