Армен Гаспарян - Операция Трест. Советская разведка против русской эимиграции. 1921-1937 гг.

В годы Второй мировой войны возглавил Русский корпус на Балканах. Скоропостижно скончался 30 апреля 1945 года.

И вот этого человека обвинили в предательстве. Какие же факты были на руках у Зернова?

Якобы в начале января 1930 года Штейфон тайно прибыл в Париж из России, чтобы найти деньги на функционирование мощной антибольшевистской организации, деятельность которой на Родине широко развивается. Генерал просил сестру Зер-нова указать ему лиц, могущих сделать крупные пожертвования и помочь ему организовать с ними встречи. Желая помочь Штей-фону, та обратилась к хорошо знакомому ей СВ. Рахманинову, дававшему тогда концерты в Европе. Тот, желая содействовать борьбе с большевиками, обещал материальную помощь, и встреча была назначена на первую половину февраля.

26 января должен был состояться бал Московского землячества. Штейфон идти на него не собирался. Однако накануне решил все-таки проведать русских парижан. Ему зарезервировали столик, но на балу он так и не появился. А спустя несколько часов пришло шокирующее известие: пропал Александр Павлович Кутепов.

Вот и первая неточность Зернова. Со слов генерала Миллера известно, что по просьбе французских властей, в целях облегчения следствия, исчезновение главы РОВС хранилось в тайне. И только к вечеру второго дня, в понедельник вечером, по Парижу поползли слухи, а уже во вторник ужасная весть облетела все русское зарубежье. И сдается мне, что автор разоблачений узнал о похищении Кутепова непосредственно от самого Штейфона. Но Зернов тут же делает поправку на то, что спустя столько лет ему, уже пожилому человеку, трудно вспомнить все детали. Но все самое интересное только начинается. «На следующий день, в понедельник, Штейфон зашел к нам. Конечно, разговор сразу коснулся похищения Кутепова. Генерал рассказал, что он собирался быть на балу, но утром зашел к генеральше Кутеповой, заговорился с ней, а потом, когда она начала беспокоиться запозданием мужа, он стал ее успокаивать, уверенный, что генерал где-то задержался, и, таким образом, провел у нее большую часть дня. Вместо того чтобы поднять тревогу и немедленно известить кого следует об отсутствии Александра Павловича, Штейфон успокаивал обеспокоенную и страшно взволнованную ужасным предчувствием жену генерсиха».

А вот этого быть уже не могло вовсе. И вот почему: если бы здесь шла речь о похищении генерала Миллера, то тогда, действительно, можно было бы с полным правом упрекнуть кого-нибудь в «медлительности», ибо до его исчезновения был уже трагический прецеденте похищением генерала Кутепова. В данном же случае, хотя все и знали тогда о ненависти большевиков к руководителю «Русского общевоинского союза», но именно такого рода преступление совершалось ими впервые. Это первое. То, что Штейфону удавалось успокаивать жену Кутепова, ни в коем случае не может быть поставлено ему в упрек. Наоборот. То же самое пытался бы делать любой порядочный и благовоспитанный человек, а тем более начальник штаба ее мужа и его близкий друг. Это, стало быть, второе.

Но Зернову до этого дела не было. И он, словно заправский прокурор, вынес вердикт: «Теперь, через 48 лет, можно ли ответить на вопрос: кто был предатель ? Кого встретил Кутепов около 11 часов утра 26 января 1930 года на углу улицы Севр и бульвара Инвалидов ? Мы знаем только одно, что Штейфон в это же время был там, совсем близко, в двух шагах; не он ли провел Кутепова по бульвару Инвалидов до улицы Удино?

Через несколько дней Штейфон позвонил моей сестре по телефону и сообщил, что возвращается в Югославию. Встреча с Рахманиновым отменена. Его отъезд показался нам странным. Мы обратились к генералу Шатилову, одному из главных деятелей Русского общевоинского союза. Он заверил нас, что генерал Штейфон никогда в Россию не ездил. Мы обратились к Бурцеву, ведшему от себя расследование по делу Кутепова. Он заявил нам, что, по его данным, Штейфон является одним из участников похищения».

Давайте разбираться. Тут должно быть что-то одно: или генерал Штейфон провел большую часть этого рокового утра и дня у жены Александра Павловича, или же, встретив генерала Кутепова на углу улицы Севр, по бульвару Инвалидов провел его до улицы Удино, где его и похитили. Одновременно это делать не под силу никому.

То, что Штейфон был в то утро в доме у Кутепова, подтверждал денщик генерала Федор, соответственно, заталкивать Александра Павловича в машину Борис Александрович не мог.

Работая над этой книгой, специально перечитал воспоминания свыше ста человек, лично знавших Штейфона или служивших с ним. И ни у кого, повторяю, ни у кого не встретил даже косвенных подтверждений этой невероятной версии. А ведь у генерала были недоброжелатели, и немало! Да что там говорить, если и сам Зернов в конце своей разоблачительной статьи признался: «Во всех сообщениях о похищении Кутепова имя Штейфона не упоминается». На этом можно и поставить точку, если бы не одно но. Спустя три года в Париже вышла книга «Генерал умрет в полночь» о похищениях Кутепова и Миллера. Автор — дочь генерала Деникина Мария Антоновна. Ее исследование до сих пор пользуется огромной популярностью не только во Франции, ной в современной России. В своей книге «ОГПУ против РОВС» я позволил себе раскритиковать Деникину-Грей за многочисленные ошибки. За что и был отдельно бит многочисленными оппонентами. Дескать, Деникина жила в то время, общалась с очевидцами событий, и ее выводам вполне можно доверять. И вот совсем недавно я получил письмо от председателя объединения лейб-гвардии Казачьего Е.В. полка Владимира Николаевича Грекова: «Неудачный труд Марины Грей-Деникиной очень сильно поддерживает обвинения против генерала Штейфона и страстно поносит генерала Шатилова». Но опять же без доказательств. Все на уровне «одна гражданка видела»...

Правоту моих доводов подтвердил и известный специалист по Белому движению, кандидат исторических наук Василий Жано-вич Цветков. В письме он отмечал: «Вероятность того, что генерал Штейфон был причастен к советской разведке равна, по всем имеющимся о нем сведениям, 0,0 %. Почему же возникла «легенда» ? 1. Пресловутые конспирологически-параноидальные теории, коих, увы, не чужда была часть эмиграции, особенно в 1940— 1970-е гг. Плоды их наши искатели «жидомасонского» следа обсуждают до сих пор. Раз Штейфон из семьи крещеных евреев — значит, как говорится, «все ясно». 2. Нескрываемые монархические симпатии Штейфона, неоднократно высказываемые, очень тесное сотрудничество с графом Келлером (на период пребывания графа в Харькове), сведения о причастности к тайной (она действительно была, это вряд ли «догадка» покойного Бортневского) монархической группе в Добровольческой армии (в нее входили помимо него Кутепов и Витковский), имевшей выходы на кисловодские центры правых (Союз РНО Безака, Нечволодова и Батюшина и др.). Деникин и Романовский знали о ней и особых симпатий не испытывали (к тому же контрразведка в своих донесениях не скупилась на преувеличения их влияния в армии). Для Штейфона Деникин — классический либерал со всеми достоинствами, но и с не меньшими недостатками. Отсюда, очевидно, негативное отношение дочери Деникина к Штейфону. Плюс к тому определенное германофильство, что в Добровольческой армии не «приветствовалось». 3. Штейфон, насколько известно его поведение и оценки, всегда был «одиночкой». Он никому не доверял на 100%, всегда продумывал несколько вариантов того или иного своего решения. Поэтому со стороны мог казаться «недостаточно искренним». «Водки не пил», «матом не ругался», поэтому и был «не свой». Очень хорошая подготовка в Генштабе, опыт разведки и контрразведки (еще по Кавказскому фронту в штабе Юденича) — «слишком умный». Прекрасное знакомство с организацией подполья (Харьковский центр под его руководством пережил и большевиков, и гетмана, и Петлюру). Но в Ледяном походе не участвовал — значит, тоже вроде как не принадлежит к «элите». Даже строевая должность командира Белозерского полка многими воспринималась как стремление к «самоутверждению». Но при всем при этом в своих воспоминаниях предельно корректен и сдержан. Никогда не выносит категорических вердиктов (даже в отношении, например, Май-Маевского, на котором только ленивый «не оттоптался» в качестве примера, «почему белые проиграли» [причем и левые, и правые]). Интригами не занимался, а предпочитал «держаться в стороне». Но при всем при этом категорическое неприятие большевизма, ни малейшего даже намека на «сменовеховство» и «возвращенство». Категорическая неприязнь, например, «успехов социализма в годы первых пятилеток». А, следуя классической теории «вербовки» (см., например, С.С. Турло, И. П. Залдат «Шпионаж»), агентов нужно искать среди сомневающихся и колеблющихся. После Болгарии от активной работы в РОВСе он отошел, жил в СХС, в Париж приезжал крайне редко , кутеповские надежды на «сотрудничество с Тухачевским» откровенно не поддерживал и неоднократно указывал Кутепову на его элементарную безграмотность в разведке и конспирации. При всем при этом его отношение к Кутепову — очень почтительное...»