Лев Троцкий - Наша первая революция. Часть I

Когда в петербургских массах, в результате длительного периода накопления политических страстей и мыслей, назрела потребность выступление, они заставили служить себе зубатовскую организацию и подчинили своим целям невежественного священника, ставленника полиции, вдохнув в него на день революционный энтузиазм. Девятого января петербургский пролетариат впервые выносит на улицу свою массовую силу. В нем пробуждается с этого времени страстное стремление политически реализовать свою силу, а для этого – дать ей не случайную, а постоянную целесообразную организацию. Отсюда – вовсе не из чьих-то анархических заблуждений – громадная масса стачек. Социал-демократия лишь вносит в них организационное единство и пользуется ими, как ареной агитации. Революционные эпохи тем и замечательны, что даже крайние партии едва поспевают приспособлять свою тактику к стихийным движениям народных масс. Развитие своих сил и организационных связей приводит пролетариат, с одной стороны, ко всеобщей октябрьской стачке, с другой – к колоссальной самоорганизации пролетариата в форме Рабочих Советов. Тот этап, когда случайный священник мог оказаться вождем, оставлен далеко позади. Если б социал-демократия попыталась заняться прекращением рабочих «революций», она немедленно была бы отброшена от массы и обречена на ничтожество. Ведь пробовали же гапоновцы во главе с Гапоном противопоставить себя Совету Рабочих Депутатов…

Конституционалисты «Полярной Звезды», когда они последовательны, говорят в сущности следующее: в пределах тех интересов, которые мы отстаиваем и дальше которых не можем и не хотим идти, мы не способны руководить «революциями». Но, к несчастью, вне этих революций сейчас нет ни политической жизни, ни путей к массам. Остановить революцию мы не можем, как не может и реакция, в распоряжении которой имеются Малюты-Дубасовы и флигель-Мины. Но мы надеемся, что в конце концов революция искалечит реакцию, а реакция искалечит революцию; тогда уставший и ослабевший народ разочаруется в революции, а в конец истощившаяся реакция захочет нашей поддержки. И вот тогда придет наше время.

Какая-то газета сообщала, отнюдь не в осуждение, что г. Набоков [271]во время ноябрьской стачки уехал за границу, заявив своим друзьям: «Революция вступает в свои права, и к. – демократу теперь нечего делать». Это поистине превосходно! Конечно, может быть, это газетная выдумка, но это все равно. Если г. Набоков этого не говорил, он должен был это сказать. На съезде конституционалистов-демократов г. Милюков сказал: «Мы – партия по преимуществу конституционная» (т.-е. парламентская). А это значит, что пока парламента нет, а есть революционная борьба за парламент, к. – демократы обречены на бездействие. То же самое говорит и Кауфман. [272]Он очень зорко рекомендует своей партии «познать себя» и не только отмежеваться от крайних партий, но и отказаться от конкуренции с ними в массах, пока «революции» не потерпят окончательного краха, т.-е., другими словами, пока массы не будут раздавлены. Только пройдя через эту школу, народ придет к к. – демократам. А пока – будем заниматься самоопределением, в форме нападок на крайние партии, и этим способом подготовлять себя к господству на поле их деятельности, когда революция покроет это поле своими костями. Таким образом, как бы себя не убаюкивали к.-д. надеждами на прекрасное будущее (судьбы германского и австрийского либерализма должны сильно укреплять эти надежды!), фактически их отмежевыванье от крайних партий, по крайней мере, на весь революционный период, есть отмежевывание от народных масс. Партия, которая так начинает, не может иметь будущего.

Отвлекаясь от объективной политической ценности этой тактики, мы скажем: каково должно быть нравственное самочувствие той идейной интеллигенции, которая обречена на роль брюзжащего зрителя при историческом крещении нации, при суровых столкновениях народа с его врагами, при его первых шагах, исполненных анонимного героизма, великого упорства и великих жертв! Трижды лучше не родиться, чем принадлежать к партии, которая готовится к своему влиянию посредством отречения от собственного народа, переживающего революционную страду.

Такое настоящее постыдно! У них не может быть будущего!

Декабрьская работа реакции смела с поля зрения «общества» крайние партии и таким путем превратила конституционную демократию в корифея оппозиции. Либеральная печать вообще, а «Полярная Звезда» в особенности, использовала свое положение лидера не столько для атаки на абсолютизм, сколько для сурового осуждения тактики революционных организаций. Центром обвинений явился Совет Рабочих Депутатов. Но чем энергичнее и решительнее эти обвинения, тем чаще они противоречат друг другу.

Г. Струве обвиняет Совет в том, что тот командовал рабочими и считал себя «хозяином петербургского рабочего народа» и писал «приказы по пролетариату». И в то же время он обвиняет его в том, что "содержание своих приказов он черпал не в своем собственном понимании (!?) того, что нужно и возможно для «подданных» {55} 55 Приказы по пролетариату… подданные… Мы не останавливаемся в тексте над этими приемами, которые не приобретают, конечно, лучшего запаха только оттого, что перенесены в либеральную газету с заборной литературы г. Дедюлина [360] о терроризировании рабочих «кучкой так называемых депутатов». – Г. Струве говорит о кратких электризующих формулах. Это показывает, что г. Струве не только не читал, но даже не видал их. Все резолюции Совета, кроме двух или трех, были очень длинны, так как снабжались подробной мотивировкой в целях направления и объединения агитации. , а в меняющихся настроениях этих подданных, возвращая эти настроения в виде кратких электризующих лозунгов". (N 1, стр. 11). Мы не знаем, каким путем мог командовать СРД, – организация, созданная самими рабочими выборным путем и не располагающая никакими механизмом репрессии. Революционная организация, имея против себя весь полицейский аппарат и военную силу, могла развить столь широкую деятельность (лишь ничтожная доля ее была видна либеральному обществу!), только опираясь на добровольную и сознательную дисциплину самих масс. – Что касается второго, прямо-противоположного обвинения, будто Совет, вместо того, чтобы «командовать» массами, сообразно «собственному пониманию», только возвращал рабочим их «меняющиеся» настроения в виде электризующих формул, то это обвинение г. регистратора земской мысли верно в том общем смысле, что Совет формулировал и обобщал логически вытекавшие друг из друга запросы борьбы рабочих на фабриках и на улице. В чем же другом и может состоять руководство?