Лев Троцкий - Наша первая революция. Часть I

Оторвать интеллигенцию от революции, подчинить интеллигенцию эгоистическим интересам буржуазии, изолировать пролетариат, обессилить борющийся народ – вот политическая задача, над выполнением которой работают г. Петр Струве и его соратники. Конституционно-демократическая партия, и особенно ее идеалистическое крыло, представляет собою золотой мост для отступления идейной интеллигенции с ответственных боевых позиций в лагерь так называемого порядка. Это отступление всемерно облегчается. Интеллигенции в рядах партии разрешается желать одной палаты; за земцами оставлено право на две палаты. Для интеллигенции имеется решение против «органической работы» в Думе, для земцев есть истолкование, что это решение ничего не означает. Дело не в «формулах»! Только бы «дисциплинировать интеллигенцию»! – а там уж эластичная программа получит такое значение, какое ей захочет придать близорукий эгоизм буржуазии.

Но, увы! – «над партией тяготеет злой рок», как справедливо сказал выступивший из партии кн. Е. Трубецкой. Этот злой рок – ничто иное, как революционный характер эпохи. Партия теряет от успехов революции так же, как от ее поражений. Когда народ действует победоносно, от левого крыла партии отрываются наиболее демократические элементы. Когда торжествует реакция, начинается откалывание на правом крыле. В октябре ушла из партии, жалуется Струве, «живая и богатая силами петербургская группа освобожденцев»; в январе ушел кн. Евг. Трубецкой.

Над политикой, которая хочет словами отделаться от фактов и двусмысленными выражениями устранить зияющие противоречия, нет благословения истории. И, однако же, эта политика – высшее, что дает нам буржуазный либерализм; высшее – потому, что «Полярная Звезда» сознает и формирует те антиреволюционные задачи, которым остальные либеральные органы служат наполовину бессознательно. Конечно, в либеральной печати, которой полиция Дурново доставила теперь монополию руководства общественным мнением, есть более и менее умеренные элементы. Но вся она, во всех своих оттенках, вливает в общественное сознание отраву пассивности и ведет пропаганду политики харакири.

От всей души мы презираем эту либеральную печать, – и наше презрение к ней мы через все преграды несем в народные массы. В этой работе у нас есть великая поддержка: это – логика событий.

Недалек час, когда революция разметет и развеет многое, что теперь строят наспех, пользуясь ее непротивлением, – и первым взмахом своим она отбросит прочь ту партию либерального маразма, служителем и пророком которой является – господин Петр Струве в политике.

С. Петербург, 8 февраля 1906 г. «Г. Петр Струве в политике». (Под псевдонимом Л. Тахоцкий). Май 1906 г. Петербург. Кн-во «Новый Мир».

Статья о господине Петре Струве подвергает разбору главнейшие возражения и обвинения, которые делались либеральными политиками против революционной тактики вообще и тактики социал-демократии в октябре, ноябре и декабре в частности. Потому ли, что наши соображения показались либеральным публицистам наглядно несостоятельными, или по иным причинам, но только брошюра о Струве не встретила, насколько нам известно, ни одного слова либеральной критики. Это могло бы нас, разумеется, совершенно обескуражить, если бы наиболее объективная из всех критик, критика событий, не высказалась всецело за нас. {61} 61 Настоящий отрывок является предисловием т. Троцкого к его книге «Наша Революция». (Ред.).

Г. Петр Струве именем своей партии уверял нас, что стоит только собраться Думе, – и она «снимет бюрократию с легкостью, которая всех поразит».

Мы отвечали ему, что стоит возникнуть серьезному конфликту между правительством и Думой, – и бюрократия снимет Думу с легкостью, которая нас совершенно не поразит.

Г. Струве вместе со своей партией учил нас, что отныне задача сводится к тому, чтобы локализировать революцию в четырех стенах Думы.

Мы отвечали ему, что единственное спасение Думы в том, чтобы революция разлилась по всему лицу страны.

Теперь, после всего того, что произошло, неловко настаивать на политической близорукости либерализма. Вожди кадетской партии, подписавшиеся под выборгским воззванием, [296]тем самым, казалось, признали всю иллюзорность методов мнимого конституционализма. Обращаясь к нации с призывом, который, в случае успеха, должен был вызвать всенародную революцию, они тем самым, казалось, отказывались от детских надежд превратить борьбу народа с реакцией в перепалку депутатов с министрами. Но это только казалось. Лидеры кадетской партии с г. Милюковым во главе бьют теперь отбой. Они доказывают, что выборгский акт вовсе не был актом революционным; что он имел в виду лишь пассивное сопротивление, мирное конституционное упорство плательщиков налогов – по английскому образцу; что недостаток выдержки и политической культуры в населении не привел это конституционное предприятие к успеху.

Трудно сказать, чего здесь больше: слепоты или лицемерия.

Пассивное сопротивление «по английскому образцу» предполагает, что в стране уже существует парламентарный режим; что суды независимы и стоят на страже интересов «народа»; что заговор монархии не может опереться на достаточную силу штыков. Но в стране, где, с одной стороны, стоит революционная нация, с другой – вооруженный деспотизм, массовый отказ от уплаты налогов может повести лишь к решительному столкновению обеих сторон.

В 1862 г. Лассаль с замечательной ясностью доказывал это прусским либералам в своем реферате «Was nun?» («Что же дальше?») Это произведение, вместе с другой замечательной работой Лассаля – «О сущности конституции», имеется в нескольких русских изданиях. Мы настоятельно рекомендуем эту брошюру всем членам центрального комитета партии «народной свободы», которым не удалось организовать законное сопротивление «по английскому образцу».

Здесь же мы позволим себе привести из другой, более ранней речи Лассаля [297]политическую и психологическую характеристику тактики «пассивного сопротивления».

"Пассивное сопротивление, господа, – говорил Лассаль по поводу призыва разогнанного прусского национального собрания, – в этом мы должны согласиться с нашими врагами, – пассивное сопротивление было, во всяком случае, преступлением. Одно из двух: либо корона, совершая свои деяния, была в своем праве, – и тогда национальное собрание, противоставшее законным правам короны и бросившее в страну семя раздора, было, во всяком случае, шайкой бунтовщиков и крамольников; либо же деяния короны были беззаконным насилием – тогда народную свободу следовало защищать активно, кровью и жизнью, тогда национальное собрание должно было громко призвать страну к оружию! Тогда, значит, это удивительное изобретение пассивного сопротивления было со стороны собрания трусливой изменой народу, изменой долгу охранять народные права.