Лев Троцкий - Историческое подготовление Октября. Часть I: От Февраля до Октября

«Г. Троцкий выражает удивление, что германское правительство рассчитывало свергнуть „правительство Гучкова – Милюкова“ за такую скромную сумму». Г. Троцкий прав: именно скромность суммы и заставляет усомниться в назначении этих (?) денег. Г-ну Колышко оказание той же услуги Германии обошлось (?), несомненно, в гораздо более крупную сумму" (24 июня).

Выходит, что о деньгах кадетский Гамзей знает наверное («лопни мои глаза!»), только сомневается насчет их «назначения». Не знает, от кого, не знает, для чего. Но зато знает, что по-немецки союз называется «ферейн». И еще твердо знает, что г-ну Колышко оказание той же (какой?) услуги Германии «обошлось» (?!) в гораздо более крупную сумму. Бегают у либерального Гамзея раскосые глаза и любострастно подергиваются воровские пальцы. И от клеветнического восторга дыхание спирает в зобу у Гамзея и он не в силах даже совладеть с фразой: не то Германия платит г-ну Колышко, не то Колышко – Германии. Но все равно. Священнодействует Гамзей…

Что это, однако, за «ферейн»? Откуда он взялся? Мы на этот счет хотим предложить свою гипотезу. В Соединенных Штатах существует действительно могущественный немецкий патриотический ферейн, ведший до вмешательства Соединенных Штатов в войну самую ожесточенную и бесчестную, – теперь можно сказать, чисто-милюковскую, – травлю против федерации немецких рабочих-интернационалистов, которых «ферейн» обзывал слугами царя (Zarenknechte) и наемниками Англии. С патриотическим немецким «ферейном» у меня было ровно столько же точек соприкосновения, сколько с кадетской партией.

Но немецким рабочим я не раз читал рефераты в защиту тактики Либкнехта против тактики Шейдемана и половинчатости Каутского. С этими немецкими рабочими-либкнехтианцами нас связывали узы политической солидарности и полного взаимного доверия. За два дня до моего отъезда из Нью-Йорка в Европу мои немецкие единомышленники совместно с американскими, русскими, латышскими, еврейскими, литовскими и финскими друзьями и сторонниками устроили мне «прощальный митинг». На этом митинге производился сбор на русскую революцию. Сбор дал 310 долларов. В счет этой суммы немецкие рабочие внесли через председателя 100 долларов. Сто долларов, г-да кадеты! Сто долларов, целомудренная «Речь»! Отчет о митинге появился во многих нью-иоркских газетах.

Эти публично собранные и публично переданные в мое распоряжение 310 долларов я на другой же день, с согласия организаторов митинга, распределил между пятью возвращавшимися в Россию эмигрантами, которым не хватало денег на проезд. Трое из этих эмигрантов находятся сейчас в Петрограде, один – на фронте, один – в Москве. Остается предположить, что какой-нибудь из малограмотных и пьяных нью-йоркских шпиков Милюкова – Бьюкенена превратил 100 долларов в 10.000, а группу немецких рабочих-интернационалистов смешал с патриотическим ферейном… если не предполагать вообще, что всю эту историю г. Милюков просто-напросто высосал из своего указательного пальца.

Для того, чтобы на будущие времена ввести необходимый коэффициент в «высказывания» обо мне г.г. лжецов, клеветников, кадетских газетчиков и негодяев вообще, считаю полезным заявить, что за всю свою жизнь я не имел единовременно в своем распоряжении не только 10.000 долларов, но и одной десятой части этой суммы. Подобное признание может, правда, гораздо основательнее погубить мою репутацию в глазах кадетской аудитории, чем все инсинуации г. Милюкова. Но я давно примирился с мыслью прожить свою жизнь без знаков одобрения со стороны либеральных буржуа.

Лев Троцкий.

«Новая Жизнь» N 59, 27 июня 1917 г.

(Письмо в редакцию)

В «Речи» от 7 июля г. Бурцевым [140]напечатано письмо, в котором говорится по поводу Парвуса: "Как до, так и во время войны он, Парвус, всюду находил для себя послушных и деятельных помощников, как, например, бывшего члена 2-й Гос. Думы Зурабова, [141]Перазича и Л. Троцкого". И дальше мое имя снова упоминается в том же смысле. По этому поводу считаю нужным установить:

1. В русской социалистической печати я первый разоблачил недостойную связь Парвуса с германским империализмом, констатировал полную политическую и нравственную несовместимость такой политики с революционной честью и призывал всех русских социалистов порвать какие бы то ни было политические связи с Парвусом.

2. Моя статья в этом духе, напечатанная в феврале 1915 года в парижской газете «Наше Слово», [142]была воспроизведена в петроградском журнале «Современный Мир».

3. Мною же первым были разоблачены в той же газете «Наше Слово» и пригвождены к позорному столбу Скоропись-Елтуховский, Басок-Меленевский, как агенты австрийского генерального штаба.

4. На эти разоблачения последовал в свое время официальный ответ Украинского клуба австрийского рейхсрата, причем в этом ответе я, само собой разумеется, назывался защитником интересов царизма.

5. Ввиду основанного Парвусом научного института, куда были приглашены для работы социалисты, я печатно рекомендовал русским социалистам воздерживаться от работы, дабы не дать лишнего повода для клеветы на таких безупречных людей, как Перазич и Зурабов.

6. В связи со всем сказанным ясно, что за время войны у меня не было и не могло быть ни политических, ни личных, ни прямых, ни косвенных связей с Парвусом. Всякие противные утверждения представляют собою ложь и клевету.

Л. Троцкий.

«Новая Жизнь» N 69, 8 июля 1917 г.

Когда какой-то жандарм сообщил из третьих рук, что в киевской охранке служил когда-то агентом какой-то «Каменев», милюковская «Речь», которая не пьет, не ест, а стоит на страже общественной нравственности, немедленно встрепенулась: «Позвольте, отстранен ли большевик Ю. Каменев от общественной деятельности впредь до выяснения вопроса?».

В Москве, на совещании выступал от второй Думы Алексинский. Что такое Алексинский, знают все. Даже Булат, [143]которого никто не обвинит в излишней брезгливости, счел необходимым уйти с заседания, чтоб протестовать против избрания Алексинского. Но кадеты… они голосовали за клейменого клеветника.

Алексинский подписал прошение Керенскому о предоставлении Плеханову слова вне списка. Под этим прошением подписался Милюков. У Алексинского есть достаточно оснований демонстрировать свою благодарность Плеханову, который не раз вытаскивал его за уши из грязи. А у Милюкова есть достаточно интереса поддерживать ходатайство Алексинского в пользу Плеханова. «Прекрасную речь произнес Алексинский» – пишет газета Милюкова и выражает надежду, что г. Алексинский скоро займет место социал-демократического «вождя».