Газета Завтра - Газета Завтра 255 (94 1998)

Мы, например, создали с американцами совместное предприятие по производству слуховых аппаратов, очень маленьких, внутриушных, на уровне мировых стандартов. Казалось бы, хорошее дело. Но этот аппарат стоит 50 долларов, на Западе — 120. А он по цене должен укладываться в месячную пенсию, не больше, потому что это изделие прежде всего для пенсионеров. На Западе они вообще выдаются через соцзащиту, бесплатно. Там нельзя получить позолоченный или усиленный аппарат — за это надо платить серьезные деньги, но стандартный аппарат, если имеешь в нем необходимость, получишь за счет страховых взносов обязательно. У нас тоже такая система существует, но средств в ней нет. И министерство соцзащиты, несмотря на все наши старания, заказа не дает. Ищем другие варианты, договариваемся с западными фирмами, австрийским "Венеатоном", например, для которого мы собираем аппараты, а они их у себя продают. Только на сборке они экономят 7-8 долларов, а мы получаем 2-3. Но если заказ составляет 50000 штук, то есть смысл этим заниматься. А чтобы самим выйти на западный рынок, нужен собственный аудиоцентр, реклама по медицинским учреждениям.

То есть налицо лоббирование и, честно говоря, финансовый подкуп. Фирма "Сименс" может платить определенной группе врачей, а мы — нет. Вдобавок, сейчас на комплектующие детали таможенная пошлина — 5%, и на слуховые аппараты — 5%. Почему не 25%? Почему нельзя поддержать своего товаропроизводителя, если качество у нас не хуже импортного? Так ведь во всех развитых странах делают. Когда я в Америку отгружал СВЧ-приборы, там установили ввозную пошлину в 35%, потому что я конкурировал с их фирмами на их же внутреннем рынке. Значит, у меня отпускная цена должна быть сразу более чем вполовину дешевле, чтобы только войти на американский рынок. Это очень сложный процесс, для него нужна и сервисная служба, и торговая марка, и наработанные контакты.

Вот мы сейчас выходим к американцам с магнетронами, которые в гражданской сфере имеют массу специализированных применений — например, для быстрого размораживания мяса в СВЧ-поле. У них подобные приборы тоже есть, но наши лучше. И потенциальные покупатели в США нам сразу говорят: мы сделаем конкурс между поставщиками, чтобы посмотреть и выбрать себе партнера. А если такой партнер уже есть, то и разговора с нами не ведут. Сегодня мы для них есть, а завтра — нет, зачем же из-за русского, из-за чужака разрывать наработанные контакты со своими? Ведь еще непонятно, как мы будем работать, насколько надежны, своевременны будут поставки, и т.д. Это противоречит принятой там деловой этике, и никакое снижение цен здесь не поможет. То есть для американцев "рынок" — совсем другое понятие, чем для нас.

И так — по любым видам продукции. Внутренний рынок сжат до предела, а для развития экспорта, как и для повышения производительности труда, нужны капиталовложения. Мы увеличили за последние восемь лет экспорт, наверное, раз в 50 по стоимости. А внутри страны объем продаж сократился в 100 раз. Если бы в стране был платежеспособный рынок, я бы запустил 5-6 новых медицинских приборов, например, которые у меня и Запад хочет покупать. Но я туда не могу их продать, потому что нужна сертификация, испытания в местных клиниках, реклама, пресса — это 2-3 миллиона долларов. У меня таких денег нет. И ни у кого их нет.

Вообще, экспортный выход можно получить лишь на базе тех научно-технологических заделов, которые были созданы еще в советское время. И правильно поступают те, кто часть своих нынешних доходов пускают в задельные разработки. У нас еще делают такие приборы, которые на Западе в принципе не смогут делать ближайшие десять лет. Например, анализаторы спектра космических лучей до 1500 гигагерц. Для сравнения: лучшие сименсовские приборы "берут" до 450 гигагерц, и как раз наша технология водородной пайки обеспечивает такой разрыв.

Так, мы выпускаем прекрасные электроискровые станки, мы изобретатели способа обработки металла искровым разрядом. И если стандартная толщина рабочей проволоки 300 микрон, то мы делаем толщину на порядок меньше: 30, 25 микрон. Сами понимаете, какая точность обработки при этом может быть достигнута. И эта точность — не прихоть, она нужна при создании наших СВЧ-приборов, вообще в точном машиностроении. Раньше, в Советском Союзе, мы делали 150 станков за год. И они расходились так, что министерство даже не давало самому их продавать. Они шли как разменная монета, как подарок кому-то. Теперь в России я продаю 1-2 таких станка, и то по бартеру. Не потому, что качество стало хуже, просто нет денег, нет работы у машиностроителей. Я поэтому продаю их в КНР. Но станки — это не нефть, не газ. Чтобы их продать, нужна инфраструктура сервиса, ремонта, восстановления. И это сложные, специализированные изделия, не ширпотреб. Значит, я должен туда своих специалистов послать. Пока я время от времени направляю такую бригаду по тем китайским заводам, где стоят мои станки. Но такой вахтовый метод хорош, когда в стране 20-30 станков стоит. А когда их 200-300? Тогда надо открывать свою контору, как любая уважающая себя фирма.

Есть еще такая возможность, как то, что я называю "косвенным экспортом". Но ситуация с ним еще более сложная. Потому что есть предприятия, которые выпускают конечную военную продукцию, а мы у них — субподрядчики. Они еще что-то могут получить, хотя бы на зарплату, а до "Истока" уже ничего не доходит. Хотя все признают, что наши технологии — базовые для оборонной промышленности в целом. И там, где предприятия "зацепились" за внешний рынок, нашли экспортный выход, например, при производстве локаторов — там и мне достаются деньги, потому что у них производство без меня остановится. А где оно и так стоит или работает от случая к случаю, надежд что-то получить нет. Но пока через весь этот круг деньги из Индии или Египта до меня дойдут — возникает масса проблем: и с планированием, и с зарплатой, и так далее.

Доходит до смешного. Вот покупает государство западные системы связи: "Моторола" или "Самсунг", находит для этого деньги. А в этих системах связи использованы наши СВЧ-приборы, которые мы за копейки вынуждены продавать на внешнем рынке, чтобы поддерживать производство. В этом плане тоже нужна элементарная государственная политика, но ее нет.

Следующее, что у нас есть — новые технологии, которые я не запускаю в производство, но которые могут быть востребованы народным хозяйством. Но на доводку и внедрение этих разработок из-за проблем финансирования может уйти два-три года, если не больше, а на выходе их подхватят западные фирмы и начнут у себя быстро делать. Потому что у них нет проблем взять инвестиционный кредит. Если бы у нас банки повернулись на долговременные кредиты, можно было бы запустить очень интересные проекты. Например, СВЧ-технологии по разделу жидкостей, например, нефте-водных эмульсий, особенно на последних этапах, когда связи между молекулами очень сильны, а небольшое СВЧ-воздействие их резко ослабляет. Происходит каплевидный резонанс, теория которого у нас хорошо разработана. Казалось бы, вот технология, за которую нефтяники должны ухватиться обеими руками, но договориться с ними сейчас нельзя. Мне говорят: хорошо, давай установку, мы заплатим. А как ее сделать? У на есть лабораторные исследования, есть рабочий макет, но нет специалистов-нефтяников, которые встроили бы такую установку в технологическую цепочку нефтедобычи. На все это отдельные деньги нужны, а их ни у нас, ни у них нет. И взять неоткуда. То есть потенциально серьезные позиции для технологического взлета у нас есть, они могут обеспечить скачок производительности, но нужны инвестиции. А в условиях, когда можно, не напрягаясь, зарабатывать 90-100% годовых, кто и какие деньги начнет в производство вкладывать?