Валерий Дёмин - Тайник Русского Севера (с иллюстрациями)

Как хорошо помнит читатель, в сказке про Царевну-Лягушку Ивану-царевичу попеременно помогают добыть яйцо с Кощеевой смертью медведь, заяц, селезень и шука. А вот в сказке «Шерунгал», записанной не где-нибудь, а на острове Борнео (современный Калимантан), где никакого Ивана-царевича, естественно, нет, животные-помошники совсем другие — муравьи, светлячки и белочка. Но вот смысл все равно один и тот же. Не приходится сомневаться, что обшим был когда-то и источник их происхождения. Когда именно? Ответ на этот неизбежный вопрос может быть предельно схематичным. Источником сходных сюжетов, образов и мифологем является древнейшая этнолингвистическая и социокультурная общность, восходящая к гиперборейской эпохе. Она-то и позволяет говорить о единой фольклорной модели, проецируемой на любой слой и тип культуры.

Космическая оберегательная сила яйца и его магическое значение явственно прослеживается в некоторых сказках, древняя мифологическая подоплека которых как-то упускалась из виду специалистами. В сказке, записанной на русском Севере Е. В. Барсовым, рассказывается о девушке с одной ступней золотой, другой — серебряной, которая стала царицей, обращенной ведьмой в утку с одним крылом золотым, а другим серебряным. После встречи с мужем-царем, когда он плюнул три раза, утка родила от той слюны двух мальчиков-самобратов и отдельно — волшебное яйцо. Говорящее яйцо (известен вариант, где оно золотое) охраняет братьев от всех козней ведьмы-мачехи, но когда они забывают о наставлениях матери-утки, яйцо, ранее предупреждавшее братьев обо всех опасностях, испекается в горячем песке и замолкает, а те погибают. Счастливое окончание этой сказки записал И. А. Худяков в Нижегородской губернии. Золотая Утка приносит живой и мертвой воды, оживляет детей, принимает человеческий вид и вновь становится женой царя. Интересно, что царица, которая сначала была простой девушкой, имела золотую и серебряную ступни (что в славянском фольклоре соответствует солнечному и лунному свету), стала золотой Уткой (вариант с золотым и серебряным крыльями).

Сюжет о золотой утке, несущей золотые яйца (вариант: одно золотое, другое — серебряное), широко известен среди русского населения. Он был настолько популярен, что в прошлом веке повсеместно распространялся в виде лубочного издания. В афанасьевском Сборнике приводятся два варианта сказки про утку с золотыми яйцами. В одной из них есть словесная формула, которая звучит как заклинание: «Есть зеленый луг, на том лугу береза, у той березы под кореньями утка; обруби у березы коренья и возьми утку домой, она станет нести тебе яички — один день золотое, другой день серебряное». В другой сказке из афанасьевского Сборника рассказывается о Царевне Серой Утке, но такой, что сродни Жар-птице. Обернувшись уткой, девушка «все царство собой осияла: крыльями машет, а с них словно жар сыпется!». Материально-вещественным закреплением памяти тех давних — не веков — тысячелетий стала традиция делать деревянные ковши для воды (вина, пива, меда, браги) в виде утки.

Наконец, пришло время и остановиться. Столь подробный анализ древних космогонических преданий, сопряженных с калевальским сюжетом, потребовался потому, что именно они позволяют проникнуться архаичным миропониманием наших далеких предков и прапредков.

После уrлубленноrо экскурса в разные исторические пласты народного мировоззрения вновь вернемся к героям «Калевалы». Былая общность культур явственно обнаруживается и в мотиве расчлененного человеческого тела, части которого становятся стихиями и объектами Вселенной. В индоарийской традиции классическим образом такого типа, как было показано выше, выступает вселенский великан Пуруша, из частей которого создается весь видимый и невидимый мир. Но аналогичные представления имеются во множестве других древних культурах и мифологиях — как индоевропейских, так и неиндоевропейских. Данный почти что навязчивый образ связан, по-видимому, с тем, что на заре мировой истории повсюду были распространены человеческие жертвоприношения, имевшие магический смысл.

Точно так же и в «Калевале» содержатся реминисценции архаичных и общих некогда для всех народов Евразии представлений о расчлененном теле. Например, на много кусков разрубается и тело убитого Лемминкяйнена; их потом с огромным трудом собирает его мать и с помощью заклинаний оживляет сына (рис. 69-а). По существу здесь тот же сюжет, что и в древнеегипетском мифе об убийстве и расчленении тела Осириса, которого потом по кускам собирала и оживляла Исида. Налицо также параллели между карело-финской «Калевалой» и русской «Голубиной книгой» — прямое свидетельство былой общности культур и мифологий.

Реликт космического расчленения отчетливо просматривается и в эпизоде гибели Айно — первой из несостоявшихся невест Вянямёйнена, которые, не сговариваясь, отказываются выходить замуж за старика. Встреча безутешной Айно с Морскими Девами, попытка доплыть до них через залив и погружение вместе с надтреснутой скалою в пучину вод — всё это несомненные мифологические аллюзии. Сказанное подкрепляется и концовкой трагической истории — части тела утопленницы становятся частями природы, о чем девушка-лопарка сама сообщает белому свету:

Черты первобытной мифологической архаики несет на себе и образ другого героя «Калевалы» — кузнеца Ильмаринена. «Вековечный кователь», как именует его «Калевала», из рода волшебных космический кузнецов, известных многим народам. Когда-то в незапамятные времена он выковал небесный свод (а по ходу развития событий эпоса ему пришлось выковывать — правда, неудачно — еще и Луну с Солнцем, когда настоящие оказались украденными и спрятанными злыми силами). Но в большинстве рун кузнец озабочен чисто житейскими проблемами — поисками невест, сватовством и женитьбой. Впрочем, и здесь Ильмаринен постоянно демонстрирует свои чудесные способности.

Так, в одной из карельских рун кузнец-богатырь повторяет «тринадцатый подвиг» Геракла — тот, как известно, в одну ночь лишил невинности сто девственниц. Ильмаринен же превзошел последнего десятикратно:

В «Калевале» эти любовные подвиги отнесены на счет Лемминкяйнена: