Г Фридлендер - Готхольд-Эфраим Лессинг

В "Лаокооне" (1766) Лессинг выступил против взгляда теоретиков классицизма на поэзию как на "говорящую живопись". Писатели и теоретики классицизма утверждали, что главная задача поэзии - пластическая, живописная передача "изящной" природы. Поэзия должна "украшать", ее назначение изображать не материальную действительность, а условный мир мифологических богов, царей и героев, не знающий изменения и развития, увядания и смерти. Обязанность поэта - рисовать "благородные" аристократические характеры и "возвышенные" картины, заботиться не о точности, а об изяществе и живописности стиля. Взгляд на поэзию как на живописание "изящной" природы превращал ее из орудия борьбы и духовного развития в одну из форм декоративного художественного украшения придворной жизни.

В противовес теоретикам классицизма XVIII в. - англичанам Спенсу и Попу, французу Кэйлюсу - Лессинг выдвинул учение о различии между законами изобразительных искусств и законами поэзии. И изобразительные йскуссгва и поэзия "подражают природе", доказывает Лессинг: их общее назначение воспроизведение действительности. Но каждый вид искусства выполняет эту задачу по-своему, в соответствии с теми особыми средствами, которыми он располагает. Скульптура и живопись принадлежат к пространственным, поэзия к временным искусствам. Предметом изображения двух первых являются тела, предметом изображения поэзии - действия. Уступая живописи и скульптуре в яркости и полноте изображения видимого, телесного облика предметов, поэзия превосходит их в других отношениях. Она может изображать развитие жизни, действия и страсти с такой широтой и всесторонностью, с таким проникновением в их скрытые движущие пружины, какие недоступны скульптуре или живописи. "Поэзия есть искусство более широкое... - пишет Лессинг, - ему доступны такие красоты, каких никогда не достигнуть живописи" (гл. VIII).

Выдвинутый Лессингом взгляд утверждал в литературе необходимость широкого охвата действительности, живую динамику, драматизм, реалистическое богатство изображения. "Художник, - пишет Лессинг, - может брать из вечно изменяющейся действительности только один момент, а живописец даже и этот один момент лишь с определенной точки зрения" (гл. III). В противоположность этому, назначение поэзии - изображение жизни, взятой в ее изменении и развитии, изображение страстей, действий и поступков людей, о которых поэт может рассказывать непосредственно, в то время как скульптор и живописец вынуждены передавать их косвенно, через их видимые, телесные признаки выражение лица, жесты, положение тела и т. д.

Лессинг показывает, что, по сравнению с изобразительными искусствами, поэзия способна к значительно большей индивидуализации человеческих характеров: она допускает изображение не только необходимого, но и случайного, преходящего, мимолетного. Скульптура и живопись могут изображать предмет постольку, поскольку он достиг в своем развитии той известной степени полноты и завершенности, при которых успели выявиться его основные, устойчивые черты. Поэзия же может изображать самый процесс возникновения и изменения объекта, те индивидуальные черты, которые возникают и исчезают в процессе этого изменения. Индивидуализация образа, изображение не только основных, но и более случайных, второстепенных черт, изображение противоречий в характере и поведении героя не разрушают здесь типичности и общезначимости образа, но могут даже увеличивать их. Отсюда вытекает, с точки зрения Лессинга, еще одно принципиальное отличие поэзии от изобразительных искусств.

Изобразительные искусства обращаются к зрению; поэтому хотя художник и может отступать от идеала телесной красоты, но не дальше известного предела. Этот предел Лессинг иллюстрирует своим анализом скульптурной группы Лаокоона. Создатели этой группы изобразили Лаокоона в момент жестокой физической боли. Но при этом они не хотели перейти той границы, за которой физическая боль уже несовместима с красотой и благородством форм, а производит тяжелое, отталкивающее впечатление. Поэтому они представили Лаокоона не кричащим, а стонущим. Создатели Лаокоона стремились "к изображению высшей красоты, связанной с телесной болью". "Есть страсти и такие выражения страстей, - пишет Лессинг, - которые чрезвычайно искажают лицо и придают телу такое ужасное положение, при котором совершенно исчезают изящные линии, очерчивающие его в спокойном состоянии. Древние художники избегали изображения этих страстей или старались смягчить их до такой степени, в какой им свойственна еще известная красота" (гл. 11).

В отличие от живописи и скульптуры, утверждает Лессинг поэзия обращается не только к зрению. Она связывает в едином сложном впечатлении разнородные черты предмета, который поэт имеет возможность изобразить в движении и взаимодействии с окружающим миром. Поэтому поэзия может гораздо свободнее и шире, чем живопись, пользоваться изображением безобразного, уродливого, даже возбуждающего отвращение, если изображение это - не самоцель, но средство достижения жизненной правды, достижения более глубокого и сложного впечатления. Терсит у Гомера, Эдмунд и Ричард III у Шекспира, Уголино у Данте, комические сцены Аристофана - таковы классические примеры, которыми Лессинг иллюстрирует почти безграничную широту диапазона, доступного поэзии при реалистическом изображении жизни.

Защищая реализм в литературе и искусстве, Лессинг в "Лаокооне" подвергает критике не только общие принципы эстетики классицизма, но и конкретные черты стиля и языка дворянско-аристократического искусства. Так, он выступает за точную и скупую речь против искусственного, "украшенного" стиля салонно-аристократической поэзии, насыщенной изящными аллегориями и условными мифологическими атрибутами. Не внешняя живописность изображения, но наиболее полное выявление действия, внешнего и внутреннего движения предмета, при изображении каждого момента этого движения в немногих, скупых штрихах, - таковы черты подлинно эпического стиля, который Лессинг иллюстрирует примером Гомера.

Лессинг борется в "Лаокооне" не только с дворянской поэзией. Отвергая взгляд на поэзию как на "говорящую живопись", утверждая, что душою ее является действие, Лессинг выступает против созерцательной описательно-дидактической поэзии, которую культивировали консервативные немецкие бюргерские поэты XVIII в. Критикуя описательную поэзию, Лессинг на ряде примеров вскрывает принципиальную противоположность между описанием и изображением действия в поэзии с точки зрения производимого ими впечатления. Когда Ариосто описывает красоту Альцины, читатель остается равнодушным: отдельные черты не складываются в его воображении в живой образ. Наоборот, когда Гомер вместо описания красоты Елены изображает действие ее на троянских старцев, читатель получает живое представление о могуществе красоты. Вместо описания скипетра Агамемнона или щита Ахилла Гомер рассказывает историю их создания, заставляя их как бы постепенно возникнуть на глазах у читателя. При описании поэт и читатель не покидают позиции созерцателя. Их отношение к изображаемой действительности остается внешним: постепенно, черта за чертой, они как бы осматривают со всех сторон изображаемый предмет, оставаясь сами в стороне от него. Напротив, при изображении действия поэт, а вместе с ним читатель, покидают позицию созерцателя. Они становятся соучастниками изображенного действия, активно втягиваются в него и переживают весь ход его постепенного развития. Поэтому, как доказывает Лессинг, не описание, а действие есть подлинная душа поэзии. В противоположность описанию действие в поэзии выражает заинтересованность поэта развитием действительности, поступками и борьбой людей. Там, где нет действия, - нет живого, активного отношения к жизни, а следовательно, нет и поэзии.