Фредерик Бегбедер - Я верую – Я тоже нет

Ди Фалько: Тут всего-навсего вопрос здравого смысла. Если ты публично поносишь того, кто тебе платит, тем самым ты снимаешь с себя всякую ответственность. Когда ты отказываешься раздраконить ненавистную тебе книгу, опубликованную издательством, в котором служишь, в тебе говорит честность, страх, что тебя выставят, или и то и другое понемногу?

Бегбедер: Плевать в колодец – моя специальность, так что запросто могу разбушеваться по примеру «Кукол», которые иной раз беспощадны к руководству «Канала+». Но лебезить перед патроном или помалкивать в тряпочку тоже ни к чему, ведь вполне можно и обсудить его позицию. Есть право на забастовку, профсоюзы также имеют право критиковать нанимателя, и в данном случае, пожалуй, я легко бы себе такое позволил.

Если бы я возвел скандальность в принцип и стал громить нанявшее меня предприятие только из желания подкрепить свою репутацию, думаю, тем самым я показал бы пример не свободы, а скорее бессмысленного размахивания кулаками.

Что касается издательства «Грассе», где выходят написанные мной романы, тут уж я не стесняюсь: свободно критикую публикуемые там книги, разнося многие в пух и прах. Это позволяет мне сказать, что я все же очень свободен. Отсюда можно заключить: не очень-то хорошо принадлежать к числу моих друзей или хотя бы знакомых, поскольку есть опасность попасть под разгром, чтобы обеспечить алиби моей свободе.

Приняв для себя это правило игры, я понимаю, что и другие занимают такую же позицию по отношению ко мне. Тебя я вроде бы заранее предупредил насчет этой книги, где мы друг друга компрометируем. Готовься к злейшей критике.

Ди Фалько: Ты легко миришься со своими противоречиями.

Бегбедер: Несомненно. Я создан из противоречий. Как сказал Уитмен, «I am large, I contain multitudes». [78] «Я крупный человек; во мне содержатся множества» (англ.). Но я счел необходимым установить для себя эти принципы, потому что сложно быть критиком и издателем одновременно, потому что это чисто французское исключение и не стоит им злоупотреблять, наконец, потому что занятие критика многому меня научило в оценке текста. И я думаю, что, когда критик предлагает текст для издания, он может достаточно компетентно судить о нем.

Ди Фалько: Если бы пришлось выбирать, кем бы ты предпочел быть: писателем, издателем или критиком?

Бегбедер: Если выбирать среди этих трех положений или профессий, я не колеблясь выбрал бы писательство. Я держался бы в курсе последних литературных событий, общался бы с другими авторами, а главное – продолжал бы читать как можно больше книг. Но это всего лишь гипотеза – у меня же булимия.

Я говорю «положение», потому что мне трудно рассматривать писательство как профессию. По-моему, это подарок судьбы! Писать, издаваться, благодаря собственным книгам встречаться с читателями – это удача.

Священник – это профессия?

Ди Фалько: Нет, призвание. Самовыражение в писательстве тоже ведь может быть призванием.

Бегбедер: В самом деле, это нас объединяет. Говоря здесь, в книге, что Бог – это литература, я не так далек от тебя: ты ищешь в Боге нечто иное, чем простую жизнь, которой люди живут изо дня в день, не задавая себе вопросов. Когда я читаю великие произведения или когда мне случается написать удачный, на мой взгляд, абзац, тогда я чувствую, что я чуть больше, чем просто животное.

Ди Фалько: Какое место среди своей многообразной деятельности ты отводишь политическому пиару, которым ты занимался во время президентских выборов 2002 года? Почему ты согласился быть консультантом по связям с общественностью у генерального секретаря Коммунистической партии Робера Ю?

Бегбедер: Все началось с книги «99 франков»: там я восстал против мира, где мы покорно существуем, не слишком жалуясь. В своей книге я резко критикую общество, которое, с моей точки зрения, разрушает само себя. Я обличаю покупательский ажиотаж, подстрекаемый рекламой, которая немало способствует превращению окружающей среды в общественную свалку. Будучи рекламистом, я обладал властью – она казалась мне чрезмерной, вездесущей, порой внушала беспокойство и несла в себе расизм, половую дискриминацию, презрение, цинизм. Обо всем этом я написал, разрядился по полной программе… и меня выставили вон. Книга имела определенный резонанс, меня стали приглашать на презентации в книжные магазины, на конференции, коллоквиумы, разные мероприятия, в которых я принимал участие вместе с ассоциациями противников рекламы и альтерглобалистами.

Так я встретился с Наоми Кляйн, автором «No Logo», [79] Наоми Кляйн (р. 1970) – известная журналистка, сотрудничает с газетами Канады, США, Великобритании. Ее первую книгу «No logo» – бестселлер, переведенный на 25 языков и отмеченный престижными премиями, называют «библией антиглобализма». и влился в ряды тех, кто, как я, восстали против общества гиперпотребления. На пути активной борьбы я оказался, в частности, рядом с коммунистами, которым понравилась моя книга, – они цитировали ее в своих заявлениях, политических выступлениях, на митингах в штаб-квартире партии на площади Полковника Фабьена. Для меня это было легендарное место. Я часто проходил мимо здания Оскара Нимейера, но и представить не мог, что в один прекрасный день меня пригласят на «политбюро». Между тем случилось именно так.

Однажды мне позвонил помощник Робера Ю и сказал, что ко мне решили обратиться на предмет концепции электоральной кампании для кандидата коммунистов на президентских выборах. Почти так же мне позвонил потом Доминик Фарруджа, в то время директор телепрограмм на «Канале+», с предложением вести по этому каналу передачу access prime time. [80] Передача, которой предоставляется наиболее выгодное время в эфире (обычно это восемь часов вечера) (англ.).

Когда раздается подобный звонок, возможны две реакции – либо ты говоришь: «Нет, спасибо, это меня не интересует», и история окончена, либо говоришь «да», и тогда начинает происходить что-то новое. Романист во мне постоянно начеку. По натуре я любопытен и иду навстречу неожиданным событиям. В обоих случаях я дал согласие, потому что, мне казалось, согласиться интереснее, чем отказаться.

Ди Фалько: Нет ли нового противоречия в том, что ты стал консультантом по связям с общественностью Коммунистической партии?

Бегбедер: Нисколько. Вернемся в то время: Жоспен вел не совсем понятную кампанию. Некоторая часть электората требовала, чтобы он акцентировал свою левую направленность. У Коммунистической партии были в правительстве свои министры. Однако в действительности компартия представляла собой партию социал-демократическую, поскольку социалисты вели либеральную политику. Коммунисты реформировались. Это уже не сталинисты, крайне левые позиции они уступили революционной Коммунистической лиге и партии «Рабочая борьба». Обслуживая предвыборную кампанию Робера Ю, я поддерживал не Иосифа Сталина, а левое крыло Социалистической партии.