А. Соколов - Анатомия предательства: Суперкрот ЦРУ в КГБ

Реализуя план работы с Ларком, осенью 1970 года я сообщил, что за «честную и плодотворную работу» он восстановлен в звании капитана 3-го ранга и в дальнейшем очередные воинские звания будут присваиваться «в соответствии с действующими в Советской Армии сроками». Также сказал, что в июне 1971 года после пятилетнего пребывания в США я возвращаюсь в Москву, Центр в интересах обеспечения безопасности принял решение о передаче его на связь нелегалу — советскому разведчику, проживающему в США под видом американского гражданина.

— Сотрудники легальной резидентуры встречаться с вами не будут, — продолжал я, — в ходе отдельных контактов надлежит обсудить вопросы связи и знакомства с нелегалом. Перевод произойдет через некоторое время после моего отъезда. До этого вам необходимо будет познакомиться с работниками Центра для обсуждения деталей. Первая встреча назначена на апрель 1971 года в Монреале. Условия связи передам в марте месяце.

Ларк воспринял мои слова спокойно, выразил благодарность за столь высокое к нему доверие, а также за восстановление его в звании. Несмотря на результаты проверочных мероприятий, работа с Ларком шла в обычном режиме — он ежемесячно закладывал тайнописные сообщения в тайник, личные встречи проводились три-четыре раза в год. К концу 1970 года сложилась ситуация, из которой стало понятно, что ЦРУ, передавая через него некоторые данные, пыталось определить — верим ли мы ему или ведем свою игру.

Если мы полностью доверяли Ларку, то должны были проводить по его информации оперативные мероприятия, которые ЦРУ с помощью ФБР в любом случае зафиксировало бы. Такую цель, вполне очевидно, преследовало и его сообщение о конспиративной квартире в Вашингтоне: американцы осознавали, что мы попытаемся через него поставить там технику подслушивания, если, конечно, доверяем ему. Мы «пошли им «навстречу», продолжая начавшуюся игру до конца.

До моего отъезда оставалось закончить мероприятие по «установке» подслушивающей техники на этой квартире. На встрече в декабре 1970 года я спросил его, можно ли пронести с собой в квартиру небольшое прослушивающее устройство и незаметно оставить его на некоторое время — мы хотим послушать разговоры, которые там ведутся. Объяснил, что нас интересуют не его беседы, о которых он подробно сообщает, а контакты ЦРУ с другими посетителями. Ответ последовал утвердительный. Обсудили варианты закладки в мебели небольшого деревянного бруска с вмонтированными микрофонами и решили, что лучше всего прикрепить его под тахтой в гостиной, где, как правило, ведутся беседы. В очередное посещение квартиры он изымет брусок и вернет нам. Ларк ответил, что справится с таким заданием.

Для придания операции большей правдивости я и специалист резидентуры по оперативной технике несколько раз выезжали к дому — для проверки на месте качества прохождения сигнала до нашего посольского дома, где был оборудован автоматический прием. Наружного наблюдения за собой не видели.

В начале 1971 года передал Ларку закладку. Одновременно объяснил условия связи с представителем Центра в Монреале в конце апреля. В марте месяце через тайник он сообщил, что задание по закладке выполнил. Но как мы и предполагали, передачи информации с конспиративной квартиры не последовало.

В мае 1971 года состоялась моя последняя личная встреча с Ларком. Он поделился своими впечатлениями от поездки в Монреаль, которая, по его мнению, прошла благополучно и он ею удовлетворен. Подозрительных моментов не замечал. Вблизи небольшого портового ресторана, где он встретился с работником Центра, несколько минут стояла полицейская машина, но, как он уверен, отношения к наблюдению за ними она не имела.

Вернул мне закладку и подробно рассказал, как ее ставил и изымал. О результатах я ему не говорил и лишь поблагодарил за работу. В конце беседы обсудили еще раз условия экстренной связи. От имени Центра и от себя поздравил Ларка с успешным завершением весьма плодотворной пятилетней работы с нами и выразил надежду на встречу в будущем.

Итак, первая задача по Ларку была решена — установлено, что он двойной агент и работает на ЦРУ. С этого момента операция ЦРУ по его использованию против советской разведки находилась под нашим постоянным контролем. Оставалось решить вторую задачу: вывести его в Союз, получить оперативную информацию, провести пропагандистские мероприятия и решить вопрос об исполнении приговора суда. Возможно, что он мог бы быть помилован и высшую меру наказания заменили бы каким-либо сроком тюремного заключения. Артамонов был и оставался изменником, притом дважды предавшим свою Родину.

ЦРУ утвердилось во мнении, что успешно подставило своего агента, и на следующем этапе ожидало передачу его на связь нелегалу советской разведки. В Лэнгли не раскрыли наших замыслов, не поняли нашей игры. Но никто не мог тогда предположить — ни КГБ, ни ЦРУ — что принесет более чем через четверть века дело Ларка этим двум противоборствующим крупнейшим разведкам мира.

В июне 1971 года на флагмане нашего пассажирского флота теплоходе «Александр Пушкин» я с семьей отбыл из Монреаля домой. Больше с Ларком я не встречался.

Покидая Америку, отчетливо сознавал, что работать в этой стране мне больше не придется. Остальные страны НАТО будут для меня также закрыты, так как после вывода Ларка в Союз я стану расшифрованным советским разведчиком. Более того, мне было понятно, что после захвата Ларка ЦРУ примет все меры и попытается нанести мне ответный удар, в какой бы стране я ни находился, — слишком велика и неожиданна будет их потеря.

Но тогда эти мысли меня мало беспокоили. Я был полностью удовлетворен результатами своей работы в Вашингтоне.

Вашингтон, март 1966 года. В столице Америки днем по-весеннему солнечно и тепло, ночью несколько прохладно. Все цветет и зеленеет, как в мае в Москве. Командировка Кочнова в вашингтонскую резидентуру для вербовки Артамонова должна была принести успех внешней контрразведке ПГУ, усилить нашу работу против американских спецслужб. Резидентура установила Артамонова проживающим в пригороде Вашингтона Арлингтоне под именем Николаса Джорджа Шадрина. Оставалось решить, в каком месте безопаснее подойти к нему, и, показав письма от жены и сына, взятые в Ленинграде, предложить сотрудничать с КГБ, то есть провести самое главное — вербовку.