А. Соколов - Анатомия предательства: "Суперкрот" ЦРУ в КГБ

Судьба всех троих — Артамонова, Котлобая и Калугина — какими-то неведомыми силами на протяжении почти трех десятков лет постепенно сплелась в единый клубок. Лишь недавно обнаружилась правда жизни каждого из них в отдельности. В далеком 1959 году их невидимо соединяло то, что все они, каждый по своему, имели отношение к двум находившимся в состоянии тайной «холодной войны» мощным спецслужбам — КГБ и ЦРУ.

С Котлобаем произошло тогда следующее. Летом 1959 года в Нью-Йорке проводилась советская выставка достижений в области науки, техники и культуры в СССР. Для Калугина, стажера Колумбийского университета, появилась возможность побыть на ней гидом, что вполне его устраивало: можно было дополнительно подзаработать немного денег. Как-то вечером в августе после работы его остановила на улице супружеская пара — Котлобай с женой-китаянкой Селеной. Они сказали, что видели его на выставке и захотели с ним познакомиться. Котлобай представился как инженер-ракетчик, служащий крупной химической компании. Беседа по инициативе Калугина продолжилась в ближайшем кафе. Котлобай рассказал, что родом он с юга России, с Кубани. Во время войны СССР против гитлеровской Германии сотрудничал с немцами на оккупированной территории, бежал с ними и затем эмигрировал в США. Он — сторонник радикальных социалистических взглядов, считает, что Советский Союз является великой страной, должен идти своим путем развития и не копировать Америку.

Договорились встретиться через несколько дней. На второй встрече Котлобай в присутствие своей жены поведал Калугину, что работает над созданием твердого ракетного топлива. Готов передать ему секретные материалы по технологии производства компонентов и образцы самого топлива. Естественно, для любого разведчика, тем более начинающего, как Калугин, знакомство с таким «перспективным источником» ценной информации было крупной удачей. С таким результатом завершить годичную командировку в США, да еще стажеру-студенту, без задания Центра по оперативной работе, удается далеко не всякому. После третьей встречи и передачи Калугину подробной информации и даже образца топлива Котлобай добровольно становится агентом нью-йоркской резидентуры под псевдонимом «Кук».

Материалы Кука получили весьма высокую оценку Центра. Калугин же по возвращении в Москву был впервые удостоен государственной награды — ордена «Знак Почета». В своей книге он много раз говорит, что вербовка Кука несомненно послужила стартом его стремительной карьеры в советской разведке: «Это было мое единственное и самое удачное вербовочное мероприятие за все время работы в ПГУ». Действительно, в книге, являющейся фактически воспоминаниями о тридцати двух годах работы Калугина в КГБ, он не указывает ни одной вербовки агента — их не было у него ни на территории Союза, ни за границей. Здесь нужно иметь в виду, что в 50-х и 60-х годах в советской разведке подход иностранца к сотруднику с предложением своих услуг не рассматривался как вербовка. Конечно, находчивость и смелость оценивались положительно, но под вербовкой понималось вербовочное предложение, сделанное сотрудником разведки своему объекту разработки.

Следующая встреча Калугина с Куком состоялась лишь спустя двадцать лет, но не в Нью-Йорке, а в Лефортовской тюрьме в Москве.

После окончания в 1955 году юридического факультета Московского государственного университета (поступал и учился в Московском юридическом институте, который в 1954 году объединили с МГУ) мне в числе других двадцати пяти выпускников предложили поступить на работу в КГБ. У всех нас имелось воинское звание младших лейтенантов запаса. Оформление прошло быстро, и уже в сентябре мы стали курсантами годичной контрразведывательной школы № 306 КГБ СССР в городе Харькове. На следующий год по возвращении в Москву я был назначен на должность оперуполномоченного в отдел 4 Управления КГБ СССР, занимавшийся контрразведывательной работой в религиозных организациях и различных подпольных сектах.

Отдел, возглавлявшийся полковником Василием Лутовым, состоял из нескольких отделений: по православной церкви и сектам, католической церкви, иудейским и мусульманским организациям. Он вел самостоятельную агентурно-оперативную работу в Москве по главным религиозным организациям, а также курировал эту линию в территориальных органах госбезопасности СССР. Меня направили в отделение по Русской православной церкви, поручили заниматься Московской духовной академией и семинарией, расположенными недалеко от Москвы в Троице-Сергиевой лавре в городе Загорске (ныне Сергиев Посад). Ректором был протоиерей Константин Ружицкий, весьма известный церковный деятель.

На первой же ознакомительной беседе начальник управления генерал-лейтенант Харитонов, к моему удивлению, дал указание вербовать всех без исключения слушателей академии и семинаристов. На связь мне передали многочисленную агентуру из числа учащихся, преподавателей, наставников, верующих и других лиц. Все они разнились между собой по интеллекту, культуре, отношению к религии, по социальному положению в обществе…

Мои же знания религии в то время начинались и заканчивались лишь одним: Богово Богу, а кесарю кесарево. Я не знал, как разговаривать с верующими людьми, как находить с ними общий язык, взаимопонимание. Пришлось срочно приобретать знания в области теологии, доставать и штудировать религиозную и атеистическую литературу, чтобы хоть как-то разобраться в терминологии и современной истории церкви. Постепенно все стало на свои места. За малым исключением, слушатели академии и семинаристы соглашались сотрудничать с КГБ, понимая, что в случае отказа их дальнейшее продвижение в церковной иерархии столкнется со значительными трудностями.

В семинарию поступала разная молодежь. Некоторые стремились туда только по материальным соображениям. Приемом и отбором «органы» не занимались — все находилось в руках ректората. Ну и, конечно, сотрудники госбезопасности там не обучались, хотя обратное мнение и сейчас можно услышать от иных недобросовестных сказителей.

Слушателями духовной академии являлись молодые священнослужители и богословы, уже получившие семинарское образование. Большинство из них направлялись на учебу епархиями. Среди них находилась также агентура местных органов госбезопасности, которая бралась мною на связь до конца обучения. Марксизм-ленинизм, как иногда ошибочно утверждается в зарубежной и российской прессе, ни в академии, ни в семинарии не преподавался.

Разумеется, я добросовестно выполнял свою работу, никаких сомнений в целесообразности вербовок будущих священнослужителей у меня не возникало. Через год был повышен в должности и звании, стал лейтенантом. После прихода в 4 Управление нового начальника генерала Евгения Петровича Питовранова — умного, интеллигентного человека и высокого класса профессионала — изменились и мои задачи. Вербовались только те слушатели, которые рассматривались как перспективные для контрразведывательной работы по церковной линии.