А. Соколов - Анатомия предательства: Суперкрот ЦРУ в КГБ

Калугин, возвратившись после окончания командировки в феврале 1970 года в Москву, по рекомендации Соломатина, ставшего к этому времени заместителем руководителя разведки, назначается заместителем начальника Службы внешней контрразведки ПГУ, а в 1973 году опять-таки с помощью друзей становится ее начальником.

Следует отметить весьма важный момент в поведении Калугина во время работы во внешней контрразведке. Он постоянно пытался внушить своему близкому окружению и оперативному составу, и не безуспешно, мысль о том, что он “любимец” Андропова и пользуется его особым покровительством.

Юрий Андропов, весьма влиятельный политический деятель, как известно, являлся председателем КГБ СССР с 1967 по 1982 год, и после смерти Леонида Брежнева возглавил советское государство. Калугин в книге утверждает, что смог достичь столь высокого положения в разведке только в силу своего умения установить с Председателем “отношения отца и сына”. Он пытается, как это делал и в советской разведке, убедить читателя в особом расположении к нему Андропова, называя того своим “ангелом-хранителем” и приписывая ему слова о полном доверии к Калугину. Но, как покажут дальнейшие события, его мнение умышленно некорректное. Калугину очень хочется, и это желание проходит через всю книгу, чтобы в первую очередь ЦРУ, а затем и простые читатели поверили в создаваемый миф. Цель банальная — ЦРУ заплатит больше долларов агенту, так близко стоявшему к ценнейшему источнику информации, а американский читатель как налогоплательщик вполне оправдает материальные расходы на его содержание. Между прочим, американцам было бы интересно узнать, на сколько десятков миллионов долларов, выданных Калугину ЦРУ в том числе и по этим придуманным основаниям, он уменьшил социальные программы для налологоплательщиков.

Андропов, как считают его современники, в оценке людей был человеком принципиальным, даже в определенной степени жестким, и всегда руководствовался интересами государства. Эмоции в отношении принимаемых им решений отсутствовали. Он исходил из здравого смысла и справедливости. У него не могло быть и не было любимцев. Он, зная неспособность тогдашних советских политических лидеров вывести страну из состояния нарастающей стагнации, имел одну цель — придти к власти и сохранить Советский Союз. Калугин занимал в мыслях Председателя одно из последних мест и не мог быть “любимцем”. Факты и очевидцы свидетельствуют, что Калугин с 1974 по 1979 год принимался Председателем редко, и ни разу один на один. Он же в своей книге пытается убедить в обратном.

Теперь продолжу повествование о Куке. Однажды в середине 1978 года в кабинете начальника Управления внешней контрразведки ПГУ генерал-майора Калугина в Ясеневе раздался звонок прямого городского телефона. В трубке послышался голос старого приятеля по Московскому радио, работавшего в Институте мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО). Он рассказал, что по словам Дональда Маклина, один из научных сотрудников института, бежавший из США в связи с обвинением в шпионаже в пользу СССР, находится под следствием в Московском управлении КГБ по подозрению в незаконной торговле валютой и спекуляции предметами искусства. Он назвал фамилию Кука. Для Калугина, якобы не видевшего Кука с 1959 года и редко вспоминавшего о нем, это сообщение прозвучало более чем неожиданно. Приятель, по словам Калугина, настойчиво попросил “срочно переговорить с кем нужно в УКГБ и разобраться, что происходит с Куком, который высоко ценится в институте, как способный и продуктивный ученый”.

Калугин не решился позвонить начальнику УКГБ Виктору Алидину, зная его как работника, который не станет обсуждать с ним дела своего управления. Он набрал номер телефона одного из заместителей Алидина и, сказав, что знает Кука, просил информировать его, начальника внешней контрразведки, о причинах проведения следствия. Но в ответ получил ответ, который его удивил и озадачил. Не очень вежливым голосом, не соответствующим служебному положению Калугина, ему было твердо сказано:

— Мы не рекомендуем вам вмешиваться в это дело. Ваше управление не имеет к нему никакого отношения.

Калугин понимал, что происходящее с Куком — угроза прежде всего ему, Калугину. Он остро почувствовал пока неясную, но растущую тревогу появления острой опасности и желание поскорее избавиться от нее. Ему нужна была правдивая информация о том, что же случилось с Куком. Может быть, что-то сумеет выяснить о нем у Бориса Иванова, хорошо знакомого с делом агента Кука в бытность свою резидентом в Нью-Йорке в 1962-64 годах, а сейчас первого заместителя начальника разведки? Иванов, как оказалось, слышал о следствии и, не вдаваясь в подробности, посоветовал ему “не вникать в это дело и оставить все как есть”.

Калугин якобы последовал совету Иванова и старался забыть о Куке:

— Кто знает, что могло произойти с Куком с тех пор, как я впервые его встретил. Если он действительно нарушил закон, то должен отвечать. Я последовал совету Иванова и старался выкинуть его из своей памяти.

Но в действительности все происходило не так. Неожиданное известие о Куке и категорический отказ Московского управления КГБ дать какую-либо информацию вызвало сильное беспокойство, нарушило привычный ритм жизни и заставило постоянно прорабатывать в мыслях возможные варианты своего провала, искать выход из критического положения. Он принял решение — выяснить истинные причины разработки и ареста Кука. Однако, чтобы все выглядело правдоподобно, нужно было не торопиться и действовать как бы не по своей инициативе, а в силу сложившихся случайных обстоятельств. Их следовало осторожно и незаметно создать. Обращаться в московское управление еще раз опасно. И он решил действовать окольными путями.

По мнению Калугина, было бы весомо, если в защиту Кука выступят известные и уважаемые в разведке Ким Филби, Дональд Маклин и Джордж Блейк, каждый из которых по-своему знал его как американца, находившегося в Москве из-за преследования ФБР. Используя свое служебное положение и интерпретируя в своих целях телефонный разговор со своим знакомым в ИМЭМО, Калугин по отдельности встретился с ними и пытался убедить каждого, что арест Кука инспирирован Московским управлением КГБ, агентура внутренней контрразведки спровоцировала его на нарушение закона о валютных операциях и он невиновен. Просил их выступить в защиту Кука.

В ответ, например, Блейк заявил, что полностью доверяет советским органам госбезопасности, не согласен с Калугиным в оценке их действий по Куку. Такой же точки зрения придерживался и Филби.