Павел Мельников-Печерский - Очерки мордвы

Накануне праздника Анге-Патяй, то есть в самый день русского Семика, мордовские девушки изо всей деревни собирались вместе и с березовыми ветвями в руках, с венками на голове ходили от дома к дому с громким пением. В своей песне обращались они к деве Анге-Патяй, прося ее сохранить их и прибавляя молитву к Нишки-Пасу, чтобы он прислал к ним женихов. Мужчины не имели права присутствовать при этой церемонии. Если бы какой-нибудь смельчак осмелился проникнуть в это время в кружок девушек, они имели бы право схватить его, трепать и щекотать, пока он не откупится десятком свежих яиц. Только дудник мог ходить с девушками, если они приглашали его играть на нехитром мордовском инструменте. Девушки выбирали из среды себя «прявт-тевтярь» (начальница девиц, слово в слово "голова-девка"). Она шла впереди, а перед нею маленькие девочки несли березку ("кёлу"), украшенную полотенцами, платками и «каркс-чамаксом» предводительницы процессии прявт-тевтярь. Следом за нею шли избранные ею из любимейших подруг три «тевтярь-париндяиты» с кузовками, пещурами или бураками, украшенными березовыми ветвями. Вереница девушек, подходя к каждому дому, пела особую песню, называемую «кёлморо» (песня березы: от «кёль», "кёлу" — береза и «мурома» — петь). У Мордвы, забывшей свой язык, «кёлморо» поется так:

Хозяйка в окно подавала яйца, а также пшеничной муки и масла на драчону. Яйца принимала «прявт-тевтярь», а муку и драчону дочери, внучки или племянницы хозяйки того дома, из которого подают. В кузовок одной из «париндяит-тевтярь» складывались набранные яйца, в кузовок второй — мука, в кузовок третьей — масло.

Когда хозяйка дома подавала в окно девушкам припасы, то говорила: "Анге-Патяй-Пас матушка… береги мою девку, чтобы не полюбил ее злой человек, чтобы не завял её зеленый венок".

Отойдя от окна, девушки становились вокруг перед окнами дома и с звуками дуды пели «величанье» своей подруге-девушке из того дома, где сейчас подали. Вот для примера три таких величанья, которые в Пензенской губернии (Саранского и Краснослободского уездов) поются еще по-мордовски, несмотря на то, что поющие и многие из слушающих песню плохо или даже вовсе не понимают её смысла.

(Катя, Катерька (то есть Катенька) матерька, щегольски одевается, ходит щегольски и важно! Ай, в саратовских чулках, в высокопятых башмаках, в шестиполосной узорчатой рубахе, с двенадцатью платками за поясом, [16] Шестиполосная узорчатая рубашка — самая щегольская одежда мордовских девушек. Эти подолы вышиваются узорами по белой холщовой рубашке шерстями разных цветов, преимущественно же красною, зеленою и синею; полосы эти идут вдоль рубашки от плеча до подола по три на стороне; подол и ворот также расшиваются узорами. Двенадцать платков за поясом составляют верх щёгольства мордовок. Обыкновенно они подпоясываются поясом (каркс-чамакс), к которому сзади пришито много бахромы из шерсти, иногда с раковинками, известными под названием "змеиных головок" или «ужовок», а у богатых и с серебряными деньгами; но когда мордовка в полном наряде, то за каркс-чамакс затыкает двенадцать платков из тонкого льняного холста, расшитых красной шерстью, а у богатых даже и кручёным золотом. Платки эти называются "руцят". как заря, горит она в штофном платье).

(Девка хорошая Татьяна. А почему она хороша? Потому что рубашечка на ней красивенькая, рукавчики у ней долгонькие, глазки у ней черненькие).

(Софья Рязанова! Как облупленная липа, бело её тело; как скатанный льняной холст — на ногах её обувь, [17] "На ногах её обувь, как скатанный льняной холст". Мордовки особенно щеголяют своими ногами, для чего и носят короткие рубахи и понявы. Условие красоты ног состоит в их толщине и крепкой походке. Мордовки для того наматывают вместо онуч по нескольку аршин тонкого льняного, хорошо выбеленного холста и стараются, чтоб он лежал как можно глаже. Мордовки отличаются бодрою походкой, они всегда держат голову прямо и высоко, никогда не опускают глаз в землю и ступают сильною, ровною поступью. Отсюда сравнение походки девушки с походкой породистой лошади. а походка её как у детища лучшей лошади).

Величанья девушек поются и при других случаях, например, на свадьбах ими величают невесту, на посиделках поют то одной, то другой мордовской девушке также похвалы. Иногда эти величанья вставляются в песни. Таким образом первое из приведенных величаний поется в средине песни о том, как мордовская красавица, имевшая много женихов, не хотела идти за богатых, потому что в доме богатого работы много, и вышла за бедняка, у которого не было ни кола ни двора; а третье в начале песни о том, как одну красавицу выдали замуж за разбойника, и как она ночью нечаянно увидала, что он натачивает нож.

Набрав достаточное количество яиц, масла и муки, девушки, неся разукрашенную березку, под вечер идут из деревни на ближайшую речку, ручей, ключ иди колодец с песнями, сходными с русскими семиковыми. Как скоро выйдут за околицу, поют:

Придя на речку, становят разукрашенную березку на берегу и разводят огни для приготовления яичницы и драчоны. В иных местах с березки снимают все навешанное и привязывают к ветвям березки, стоящей на корню. Вокруг неё девушки становятся кругом, прявт-тевтярь, как начальница праздника, кричит: "сакмеде!" (молчите), и, когда все замолчат, читает: "Кёлу-Пас! вынимань монь (божество березы, помилуй нас); Анге-Патяй-Пас! давай нам добра здоровья". Затем кланяются березе в землю, и это повторяется трижды. После этого поклонения божеству березы, снимают с голов своих венки и бросают их в воду. При этом замечают: чей венок поплывет, та девушка скоро замуж выйдет, а чей потонет, та скоро умрет. Затем разуваются и моют в воде ноги. Наконец «раздевают» березку, то есть снимают с неё все на ней навешанное, разламывают ее и бросают в огонь, на котором приготовляют яичницу и драчону. Когда кушанье готово, прявт-тевтярь кричит: "сакмеде!", и читает молитву, обращаясь сначала к Чам-Пасу, потом к Анге-Патяй, прося ее о здоровье и о хороших женихах, а наконец в Кёль-oзаису, принося в жертву этим божествам, приготовленные кушанья, при чем сковороды трижды поднимают вверх. Съевши все изготовленное, девушки начинают «кумиться». Для этого делают большие венки из березовых ветвей и после песни целуются через венок одна с другою. Песня в Симбирской и Нижегородской губерниях при этом поется следующая. Она употребляется и русскими: