Александр Горянин - Мифы о России и дух нации

Дух российской нации ныне непозволительно низок — и не потому, что он объективно обречен быть таким. Напротив, по совокупности причин ему следовало быть гораздо более высоким. Путь к отметке, на которой он сейчас фиксируется, был долог. К ней вели и подталкивали не только бесспорно негативные факторы, но и сущие, казалось бы, пустяки (а на самом деле, совсем не пустяки) — вроде неудачно закрепившихся словесных клише, стереотипов, навязанных суждений, мифов. Ну, и конечно наша беспечность и наш цинизм. Большим несчастьем было и осталось отсутствие у общества представления о важности такого социального параметра как сила духа.

Все познается в сравнении. Некоторое время назад президент Литвы во всеуслышание пожалел, что нельзя предать суду литовского журналиста за статью под названием «Маленькая сельская Литва смотрит на Европу, как деревня на город». Канал НТВ сообщил об этом, дабы позабавить зрителей. На фоне развязности российских газетных шапок контраст между травоядностью заголовка и реакцией главы государства и впрямь должен был вызвать смех. А может, следовало задуматься? Литовского президента заботит явно не «что подумают в Европе»— там о статье никто и не узнает. Его заботит иное: статья, поддерживая невыгодный стереотип, подрывает дух литовской нации. Неужели России полностью чужды подобные заботы?

Россия страдает от стереотипов и мифов о себе куда больше, чем маленькая Литва. Они тормозят и без того затянувшийся процесс пробуждения творческих сил российской нации после долгой спячки, подрывают уверенность в своих силах, сбивают настрой на преодоление трудностей. Нелепицы, постоянно повторяемые публицистами и теледикторами, часто в форме придаточных предложений, т. е. как общеизвестные и уже не обсуждаемые истины, практически не встречают протеста — к ним привыкли. Они незримо закладываются, как константные параметры при планировании социологических исследований (сколько бы это ни отрицалось, но то, что закладывается в вопросы, закладывается и в ответы). На этот вздор, как на объективную данность, опираются публицисты, политологи, культурологи, философы. Его кладут в основу общественно-политического прогнозирования, социальной футурологии, политических программ ряда партий. Они уже привели и еще приведут к ошибочным решениям.

То, что наше нынешнее состояние духа поддерживается во многом искусственно, проистекает чаще не от злого умысла, а от инерции и умственной лени. Эту инерцию жизненно необходимо переломить. Для того, чтобы это сделать, нужно, по примеру классического психоанализа, начинающего лечение невроза с выявления его подсознательных первопричин, обратиться к истокам явления. Нужно понять, почему Россия поверила в негативный миф о себе, поверила в собственный отрицательный портрет.

В предлагаемой работе затронуты, конечно, не все мифы о России, а лишь самые ходовые, наиболее вольно порхающие в эфире и печати. У мифов сейчас «господство в воздухе». Мифологии научной (и наукоподобной) я касаться не буду, хотя нельзя не отметить, что свежеизготовленные мифы недолго остаются под обложками монографий, сборников и журналов с тиражами от 200 до 1000 экземпляров.

Совершенно очевидно, что вопрос о мифах — часть более общего и более важного вопроса: что мы знаем о своей стране, знаем ли мы ее? Займись сегодня кто-нибудь частотным анализом словаря отечественной публицистики, он, уверен, вскоре убедился бы, что «Россия» входит едва ли не в первую дюжину употребляемых пишущими людьми слов. Россия сегодня — главная героиня великого множества умственных упражнений, политических сценариев, художественных плачей и безответственных заявлений, причем каждый автор дает понять, что уж кто-кто, а он знает предмет досконально. Я ничуть не удивился, услышав, например, как телеведущий Ю.Гусман сказал с экрана накануне президентских выборов 1996 года: « Это на цивилизованном Западе к выборам относятся спокойно — у них тысячелетняя демократия, Хартия вольностей, «я не согласен с вами, но готов умереть за ваше право это говорить» и прочее. Россия — совсем другое дело; то, что могут себе позволить они, не можем мы». В качестве крупного знатока России живущий уже лет двадцать в эмиграции поэт Алексей Цветков уверяет свою аудиторию в следующем: «Когда цепи проржавели и упали, она [1] Россия возненавидела и свободу, и тех, кто ее проповедовал» (Радио «Свобода», «Атлантический дневник», 11 июня 2002).

Не сильно удивил и парижский корреспондент «Нового времени» А.Грачев, разъяснивший нам, что главное в нашей истории — это « труднообъяснимое для других народов долготерпение, рабья покорность и смирение русского народа» («Кто наложил на Россию проклятье?», Журналист , № 1, 1997). Так как каталог мифов велик, для начала рассмотрим процитированные и начнем с последнего.

Сама возможность существования мифа о терпении и покорности русского народа — вещь довольно странная. Спросим у себя хотя бы следующее: чего ради коммунисты создали такую беспримерно мощную карательную машину, такую неслыханную в мировой истории тайную политическую полицию и с их помощью умертвили десятки миллионов своих же сограждан? Неужели из чистого садизма? Вряд ли. Может, с целью уменьшить толчею на стройплощадке коммунизма? Непохоже.

Я слышал, правда, и такой ответ: всякий тоталитаризм держится на поиске врага и устрашении, вот коммунисты и устрашали. Данная гипотеза плохо вписывается в подлинные события советской эпохи. Запугивание действенно, если доводится до сведения каждого. Таким оно было в гражданскую войну, когда большевики печатали в газетах и вывешивали на заборах списки расстрелянных и взятых в заложники. Но когда душегубы начинают действовать предельно скрытно, существование концлагерей (не говоря уже о числе казнимых) становится государственной тайной, репрессии яростно отрицаются, а официальное искусство и идеология изо всех сил изображают счастливую, жизнерадостную и практически бесконфликтную страну, это означает, что запугивание отошло на второй план, а на первом встала другая задача — истреблять тех, кто враждебен воцарившемуся строю, кто сопротивляется либо способен и готов к сопротивлению, кто ждет или предположительно ждет своего часа. Не будем себя обманывать: чекисты видели врагов. С помощью самого чудовищного в истории «профилактического» террора они тайно ломали потенциал народного сопротивления.

Не ясно ли, что для целей простого устрашения количество жертв этого террора было бесконечно избыточно? Приходится признать: сила карательного действия вполне адекватно отразила силу и потенциал противодействия. Это противодействие редко прорывалось на поверхность, не имело шанса заявить о себе, быть услышанным и увиденным. Чем дальше, тем оно больше становилось подспудным, пассивным, инстинктивным, но коммунисты все равно не смогли его одолеть — ни во времена коллективизации, ни во времена «бригад коммунистического труда». Сколь бы долог ни был путь коммунистов к поражению, этот путь был предопределен именно тотальным «сопротивлением материала».