Александр Горянин - Мифы о России и дух нации

Наконец, склонность наших СМИ в трудные для страны дни к истерикам представляет уже просто общественную опасность. Так было между 15 и 22 мая 1998, когда «рельсовая война» (напомню, бастующие шахтеры перекрыли Транссиб и Ростовскую железную дорогу) совпала с финансовым кризисом, большой студенческой демонстрацией в Москве и другими достаточно серьезными событиями. К тому же незримо присутствовала еще одна угроза. « Во имя спасения десятков тысяч людей , — рассказал позже министр путей сообщения Н.Аксененко, — я вынужден был бы дать указание двинуть поезда на бастующих. Скопление опасных грузов, чреватых техногенными катастрофами, было близким к беде. Мы бы сделали все, чтобы освободить пути» .

Как же ведут себя в эти дни (да и в дальнейшем) наши СМИ? Дм. Юрьев в «Русской мысли» (28.5.98) блестяще описал, как они включали механизмы раскачки общественного сознания и как эта раскачка входила в разрушительный самовозбуждающийся режим. Журналисты как по команде « заговорили о ситуации в России в целом и о перспективах российских финансов в частности … в терминах катастрофы, краха, провала, преддверия гражданской войны» , стали рисовать, забыв о чувстве реальности, « чудовищный образ гибнущей нации» . В этом занятии они слились в « единый общероссийский экзальтированный хор» , вошли в « какой-то мазохистский раж: пусть будет еще хуже — и за это мы возненавидим власть еще больше!» Они подталкивали свою аудиторию к мысли, что « любые действия в отношении этой власти оправданы, любые ее действия по самозащите или хотя бы по защите общественного порядка — недопустимы и аморальны» . [62] См. также мою статью "Булыжник просвистел мимо" ( Русская мысль , 11.6.98) Не забудем, добавлю от себя, и про взвинченную красную Думу.

В мае 1998-го обошлось, но три месяца спустя, в конце августа позорная истерика СМИ еще ближе подвела страну к неуправляемому развитию событий. Все лето они воевали с правительством, которое воевало с кризисом, неустанно дергали финансовый рынок, держателей бумаг, инвесторов и, наконец, честного обывателя нестихающими воплями о скорой девальвации, чем, естественно, подталкивали именно такое развитие событий. Нынче они надеются, что это сойдет за выдающуюся проницательность. Не хочется напоминать, как поступали с паникерами в военное время — слишком уж это грустное воспоминание. К счастью, на дворе все еще мир, так что нашим сеятелям паники и подстрекателям смуты опасаться нечего — до тех пор пока (и если) они этот мир не опрокинут.

Говорят, мы переживаем кризис. Есть соблазн принять это утверждение в качестве медицинского образа — ведь кризис есть перелом болезни к выздоровлению. И соблазн добавить, что коммунистическая короста будет сходить долго, не надо только ее сдирать. И вспомнить, что государства выходят из кризисов с возросшей сопротивляемостью, обновленными и гибкими.

Но куда точнее будет сравнить нашу сегодняшнюю жизнь с капитальным ремонтом дома без отселения жильцов. Никто из занятых этим ремонтом никогда подобных работ не производил — не было прецедентов. Работа трудная и даже опасная, а кроме того надо считаться с гневом тех жильцов, кто предпочли бы и дальше жить в своих ужасных засаленных комнатах, лишь бы не терпеть ужасы ремонта.

Как другие одолевали сложные периоды своей истории? Крайне поучителен опыт США. Говорят, правда, Россию 90-х нельзя сравнивать со Штатами 30-х: там продолжали действовать механизмы свободного рынка, а нам их еще создавать и создавать. Из этого суждения, как обычно, выпала психологическая составляющая. Население США воспринимало кризис как кару, свалившуюся непонятно за что, тогда как в России лишь неловкость власти, не умеющей ничего объяснить обществу, помешала связать трудности нашего Большого Ремонта с платой за устранение тоталитаризма — платой безмерно легкой по сравнению с той, какую уплатили страны, где тоталитаризм был выкорчеван чужеземным штыком. Кстати, в бывших республиках СССР трудности — и куда более тяжкие, чем в России — психологически облегчаются чувством, что это плата за обретенную свободу.

Приходится слышать и такое: 30-е годы в США — дом отдыха по сравнению с сегодняшней Россией. Так ли это? В США поры Великой Депрессии безработица в своем пике охватывала, если считать вместе с иждивенцами, треть населения страны, были километровые очереди перед биржами труда, «голодные марши на Вашингтон, общественные работы, трудовые лагеря, куда еще и не брали вторично. От 1,5 до 4 млн бездомных — оценки расходятся — скитались по стране, строили на городских пустырях «гувервили» (первые 39 месяцев кризиса у руля страны стоял президент Гувер) из фанеры и жести, то в одном, то в другом округе вводилось военное положение. По сводкам Амторга [63] Amtorg Trading Corporation — торговая организация, по негласному взаимному согласию выполнявшая некоторые консульские функции до обмена посольствами между СССР и США в начале 1934 года. не менее миллиона американцев готовы были выехать в СССР при условии обеспечения их там работой (в печати не раз называлась и втрое большая цифра). К власти в США тогда вполне мог придти свой Гитлер — губернатор Луизианы Хьюи Лонг (Huey Long), автор программы «перераспределения благ» , демагог с замашками самого крутого диктатора, и, к слову сказать, шел он к этой власти на всех парах, поддерживаемый рабочим классом и фермерами — да не повезло: застрелили за год до выборов, на которых он имел все шансы победить.

Что же переломило кризис в Америке 30-х? Прямые обращения президента США Рузвельта к народу, усилия газет, радио, Голливуда [64] Голливуд 30-х породил не робеющих перед преградами героев, и эти герои вселяли надежду в потерянных. Нынешнее российское кино, похоже, имеет задачу вогнать потерянных в отчаяние. Большинство фильмов 1990–1997 гг. годны лишь для мусорной корзины. Кинорежиссер Никита Михалков выразился так: "Какой нормальный человек, посмотрев эти фильмы, захочет посетить Россию?" Особенно ужасны, добавлю от себя, так называемые комедии. и церковных проповедников по поддержке духа нации. Страну буквально спасла тогда установка на положительные ценности, на оптимизм и патриотизм. Позже выявилась поразительная вещь: главным в преодолении кризиса оказался не подъем производства — настоящий подъем (не простой возврат утерянных высот) начался лишь в 1943-м, на тринадцатом году кризиса, благодаря мощным заказам на вооружение, — а перелом настроений в стране, заметный начиная уже с 1935 года. В тот год продолжались банковские крахи, выдалась небывалая засуха, свирепствовали пыльные бури, шло массовое разорение фермеров, безработица только усиливалась, но большинство американского народа уже почувствовало, что вопреки всему оно победило судьбу.