Игорь Свинаренко - Записки репортера

Ну и пару слов о связи с современностью. «Последнему танго» так и подмывает противопоставить «Мечтателей» все того же Бертолуччи. Сцены полудетского секса меня, честно говоря, вполне развлекли. Девичья стыдливая гениталия там вполне корректно и мило мелькнула, и даже зрелище юношеского прибора меня не покоробило, даже при всем том, что на кой нам рассматривать чужой хрен, – ну ладно, простили и это. Даже групповуха у мастера получилась вполне деликатная. Эта тройка молодых актеров – все же люди симпатичные. Смешно было, когда старики приехали с дачи или откуда там и застали всю компанию вповалку на помятых одеялах… Бертолуччи не мальчик, дедушке уж скоро на покой, на полный покой. Ну и про что же ему думать в эти, может, последние дни, если не о молодых девках? Их ведь ТУДА с собой не возьмешь, их хочется тут напоследок нахаваться. Да молодец дедушка, нет вопросов. Это вам не про «Потемкина» талдычить с его гнилым червивым мясом, при том что «Потемкина» только что и смотрят студенты, по принуждению, перед сессией.

Никуда не сбросить нам с парохода современности Тинто Брасса. Своим «Калигулой» он смутил наши бедные советские мозги, так и стоят перед глазами… пардон за тавтологию… картинки из фильма. После этого трудно думать, что тогдашний Рим был иным. Одно у Брасса плохо – с тех пор он ничего масштабного не сделал. Я давно уж перестал брать кассеты с его лентами, отчаялся увидеть у него что-то еще, кроме мелькания стандартных жопок… Хотя, впрочем, был в каком-то фильме кадр, где дама отходит с набережной, по которой прогуливалась с молодым человеком, чтоб присесть и пописать в подворотне. Теплое невинное зрелище, которое льет воду (или что там) на мельницу межгендерной дружбы. Как-то больше после этого начинаешь сочувствовать слабому полу. О чем-то подобном писал в свое время наш классик Веня Ерофеев. Типа, что они не только в Ильича стреляли, эти прекрасные дамы, но и вынуждены мочиться исключительно вприсядку, что лишний раз говорит об их субтильности и уязвимости.

Помню иностранный фантастический рассказ. Там персонаж прилетел на чужую планету и обнаружил, что люди трахаются запросто где попало и никто на это внимания не обращает. У них там другую физиологическую функцию засекретили: прием пищи. И на космонавта кидаются проститутки, тащат в темные закоулки, в вертепы и страстно шепчут: «Милый, я тебе там такого борщечка наварю, что ты кончишь, не донеся ложки до рта». Персонаж после долго рассуждал о том, что еда, может, и правда интимней, чем простой перепих. Просто дать – это всего лишь фрикции, а хороший обед сготовить – это ж надо душу вложить и вообще постараться. Надо чтоб и продукты свежие, и вкусно чтоб было, и красиво, и без последующей изжоги, а не просто кончить и забыть.

Однако же при всей интимности процесса еды нельзя не согласиться, что и секс – вещь достаточно интимная. Может, дело тут в некоей страшной тайне? Но тайна эта исчерпывается в подростковом возрасте, когда человек, выйдя на охоту, пару раз уже добыл себе piece of ass. Тут дело в приближении к великим вещам типа смысла жизни. А он, если, конечно, мы не будем игнорировать животную природу человека, не в самосовершенствовании и не в попадании в горячую десятку журнала Forbes, а в том, чтоб перебросить свои хромосомы в следующее поколение. Для этого и была изобретена такая смешная вещь, как секс. Как в такой непростой обстановке поднять свой статус? А так и поднять: поиздеваться над величием процесса! Когда человек вместо занудного учебного фильма про пестики и тычинки, про ловкий пронырливый сперматозоид и по-кустодиевски пышную яйцеклетку – ставит купленную в ларьке левую кассету (диск) про обдолбанных негров и толстую тетку, которые имеют друг друга во все места. Ой, ой, великий космический процесс! Тоже мне, подумаешь! Вон оно все как выглядит! И становится легче. Человек возводит себя если не на пьедестал, то на стремянку в конце концов. И у него появляется чувство, что он таки царь природы, а не прыщ на ее теле. Он круче вселенских процессов. Он ими управляет.

Кроме космических проблем, есть еще и морально-этические. Глядя на голую тетку, которая накрасилась и развлекает веселых ребят, он начинает думать, что она чья-то, допустим, мать. Ни хрена себе! Она не спит у колыбели, исполняет что-то из народно-патриотического репертуара, кормит дитя грудью – вот этой самой, которая в данный момент расплющилась в кадре! Гм, гм… Тут, не ровен час, человек может вспомнить и свою мать. При том что он вопреки ее пожеланиям и пьет, и курит, и стреляет из рогатки… А может, даже и ворует. Изменяет иногда жене, ну так, по мелочам… Человек попадает в это царство долга, тонет в болоте железной необходимости; он колесик, и винтик, и двоечник, он песчинка посреди мироздания. Жить не хочется. Порнуха – это как политические анекдоты: постебался над великим, вот и жить стало лучше, жить стало веселей… Что и требовалось доказать! Поднять настроение, улучшить самоощущение, развлечься, возбудить в себе разные чувства, дать себе новые стимулы, вернуть интерес к жизни, дать себе понять, что тебе все по плечу ну или по другой части тела… Вот какие благородные задачи решает порнуха! Вот как возвышает человека запечатленный на кинопленке секс! Да просто памятник надо ставить порноартистам, как рабочему и колхознице. Пусть они тоже стоят рядом, как те, и что-нибудь держат в руках, как серп и молот. Или пусть не стоят, а лежат. А в руке держат не инструменты труда, а иные инструменты: она – его, а он, допустим, бумажник, пухлую такую симпатичную котлету… Из космического процесса, каковым является секс, мы почти всегда выкидываем важнейший аспект – продление рода. Но есть еще один – матпомощь самке. Вот для чего в этой композиции бумажник – он атрибут мужчины. Он либо муж, обеспечивающий семью, либо невинный искатель приключений, готовый оплатить услуги веселой девицы. Либо, на худой конец, заплатить в ларьке за порнокассету…

Скажете, ЭТО из моды не выходит никогда? Бросьте. При Советах, при старом режиме, в моде было нечто другое – романтические чувства, желательно безответные. Лирика, вздыхания, вкрадчивая музычка, «Никого не будет в доме», пронзительные взгляды, чтение плохих советских стихов. Но ведь, бывало, и в койку валились и там сливались по полной программе! Кто ж спорит. Но то был не секс, то была просто телесная часть неких невнятных размазанных отношений. А сами по себе невинные постельные забавы права на жизнь практически не имели. Попробуй тогда приличная дама сказать: «А трахну-ка я вон того молоденького красавца! Он вылитый Бандерас, или там Аффлек», – так ее, кроме ближайших подруг, и не понял бы никто.