Андрей Мальгин - Советник президента

Когда Присядкин проснулся утром, он долго не мог понять, где находится. Вокруг была совершенно незнакомая обстановка. Валентины, которая могла бы прояснить ситуацию, рядом не оказалось. Присядкин встал, прошелся по комнате и понял, что он в гостинице. События вчерашнего дня вспоминались страшно медленно. Утонувшее в грязи Шереметьево… Зал официальных делегаций… Злые Валентина и Машка, прошедшие мимо него, сидящего в первом классе самолета… Любезная стюардесса… Иностранный аэропорт, приятно пахнущий шампунем для пола… Приветливый юноша с табличкой «ПРИСЯДКИН»… Такси «мерседес», с тихим шуршанием подъехавшее к ним… Гостиница с разноцветными флагами над входом… Перепалка насчет раскладушки… Заглядывание в пасть мини-бара… Так, все понятно. Он приехал на конференцию в Кельн. Так, осмотримся. Вот на столике план конференции. Откроем. Сегодня среда? Среда. Первый день. Он выступает в первый день. Значит, сегодня. Сколько на часах? Почти десять. Начало заседания в одиннадцать. Черт! Игнатий понял, что он предоставлен сам себе. Валентина и Машка, видимо, чуть свет побежали по магазинам. Бросили его на произвол судьбы. Опекавший их накануне парень исчез, не оставив никаких координат. Видимо, в его функции входила только встреча в аэропорту и размещение в гостинице. Все это не на шутку встревожило Присядкина. Он не знал иностранных языков и самостоятельно не мог ступить ни шагу. Ладно, будь что будет. В любом случае следует умыться, побриться, надеть костюм и ждать развития событий. Вдруг о нем кто-нибудь вспомнит. Все, что он может сделать самостоятельно, он сделает. Но вот завтрак - это уже проблема. Тут самостоятельно он не справится. Присядкин всухомятку пожевал «юбилейного» печенья, побрел в ванную и привел себя в порядок. К счастью, за полчаса до начала заседания в дверь номера постучали: за ним пришел немецкий водитель и отвел в машину, так что хотя бы проблема доставки была решена. А в зале заседаний (вот удача!) он углядел свою бывшую соседку по писательскому гадюшнику на метро «Аэропорт» - Анну Бербер. Несмотря на то, что Присядкины давно уже переехали с «Аэропорта» в более просторное жилище на «Белорусскую», Анна продолжала оставаться их подругой. Точнее его подругой, потому что у Валентины никаких подруг не могло быть по определению. Анна показалась ему спасательным кругом и он, конечно же, стал к ней протискиваться. Когда-то Анна Бербер считалась передовым кинокритиком, но несколько лет назад, следуя веяниям времени, переквалифицировалась в правозащитницы. Это было верное решение – на новом поприще она достигла определенных успехов. Анна была женщиной паcсионарной. Она обожала выступления перед большой аудиторией. Оратор она была превосходный. Под конец каждой ее речи людям казалось, что перед ними не меньше, чем Жанна д’Арк, готовая за свои убеждения вот прямо сейчас, сию минуту, взойти на костер. В своей общественной карьере она поначалу опережала Игнатия. Он еще не возглавлял никаких комиссий и тем более не был президентским советником, а Анна уже пробилась в руководство «Демократической России». И как только в 1993 году старый президент расстрелял и разогнал парламент, она попала в депутаты нового, наспех собранного органа – Государственной Думы. Глядя на изменившийся Анькин быт, Присядкины, а особенно же Валентина, впервые увидели кое-какие плюсы близости к власти, пусть даже демократической.

Так, например, однажды Анна засиделась у Присядкиных в гостях далеко за полночь. По старой советской привычке ей вежливо напомнили о том, что вот-вот закроют метро. «Плевать, - отмахнулась Анна, - я вызову машину из гаража». В кругу Присядкиных до сих пор не было человека, вызывавшего ночью машину из гаража. И в самом деле, когда Анна, наконец, куда-то позвонила, буквально через пять минут, почти как в сказке о Коньке-горбунке, у подъезда стояла черная «волга» с мигалкой. «Это сменная машина, - объяснила Анна, - потому что ночь. А в другое время суток у меня свой водитель».

Как это все ласкало Валентинин слух! В другой раз Анна пригласила своих многочисленных обтрюханных дружков-писателей в ресторан на день своего рождения. В таких роскошных ресторанах никому из них бывать прежде не приходилось. От блеска золота и хрусталя болели глаза. Французское шампанское лилось рекой. Обед состоял из семи сменных блюд. «Это же, наверно, очень дорого, Аня?» - наивно поинтересовался кто-то из приглашенных. «Да брось ты, у нашей партии есть прекрасные спонсоры. Чуть что, я звоню им». Но вот чего не стала рассказывать Анна Бербер своим друзьям, так это того, что часто в Государственной думе после того или иного голосования членам фракции раздавали «премию» в конвертах без опознавательных знаков. Обычно вплоть до оглашения результатов не было известно, дадут премию или нет, все зависело от итогов голосования. Но бывали случаи, когда конверты выдавали еще до голосования, то есть это был не циничный откат за результат, а как бы невинный знак внимания, что ли. Подобный порядок вроде бы существовал и в других фракциях. Правда, в ЛДПР, по слухам, все средства после голосований шли в общак, и распределялись лично вождем, и вовсе не поровну, а в зависимости от заслуг депутата.

У каждой фракции были постоянные спонсоры, их вливания не зависели от рассмотрения конкретного закона, спонсоры просто благородно поддерживали тех, кому симпатизировали. Благодаря спонсорам, фракция, в которой состояла Анна Бербер и ее соратники, процветала. Они были в позорном меньшинстве, но вели себя в думских коридорах по-хозяйски, как правящая партия. За государственными делами Анна не забывала время от времени навещать старых знакомых. Сидеть с ней за бутылочкой (Анна как женщина богемная любила выпить и выкурить хорошую сигарету), сидеть с ней было одно удовольствие. Она не закрывала рот ни на минуту: «Вот Бурбулис вчера мне сказал…Полторанин имеет точные сведения… На Костикова в администрации президента гонения…» В Думе Бербер прославилась быстро: когда на общее заседание был приглашен уважаемый старец Солженицын, она в течение всей его речи демонстративно фыркала в сторону телекамеры, а во время прений взобралась на трибуну и заявила: «Все, что увидел Александр Исаевич в России, он увидел на уровне корреспондента районной газеты». Фырканье показали в новостях все федеральные каналы, а так как Анна обладала яркой семитской внешностью, многим эпизод запомнился. Далее последовала бурная общественная деятельность: в Думе она днем и ночью билась за принятие закона «О запрещении экстремистских организаций», организовала парламентские слушания «О неофашизме в России», провела международную конференцию о российском антисемитизме, стала президентом общественного фонда «Холокост», членом правления Общества российско-израильской дружбы ну и так далее… Такая неутомимая активность в одном узком направлении, которую Анна проявляла под флагами «Демократической России», стала раздражать некоторых товарищей по партии. Тем более что не все считали Солженицына корреспондентом районной газеты. Короче, когда пришло время следующих выборов, ее потихоньку убрали из партийных списков. Провалилась она и в одномандатном округе (хотя округом был тот самый писательский микрорайон на «Аэропорте», где, как она считала, позиции ее крепки). Но Бербер не унывала: кипучая общественная деятельность и многочисленные приглашения за границу, которые она ежедневно вынимала из почтового ящика, не оставляли ей места для грустных мыслей.