Сборник - Измерение “Ф”

Господи, помоги мне, не дай мне погибнуть так просто, ни за что, Господи, я обращался к тебе за советом, когда был молод, я не знал, как нужно жить, а теперь я знаю, я многое знаю, я обещаю тебе… ПЯТЬ… Помоги мне, Господи, мне надо включить вот это, я же не мог прожить впустую, мучиться столько, и, значит, она тоже погибла зря… Господи, мне нужна сила… Я обладал ею, Ты отобрал ее… ЧЕТЫРЕ… зачем? Ведь никто больше не сможет включить это, только я, для детей твоих, Господи, я должен включить, они должны выключить, тогда они смогут… ТРИ… Или лиши силы яд, не навсегда, на время, Ты можешь, я знаю, я прошу Тебя, и они тоже все Тебя просят, только не знают об этом… ну, сделай же что-нибудь, Ты!.. ДВЕ., Ну же, давай, еще можно успеть… Хоть скажи, дай знак, — почему не включается, почему?… Неужели же я настолько грешен, что и мне не дано это, но кому тогда?… ОДНА… Скажи, ну! Почему? Яд? Он не должен мешать… Что?! Что?! Я- трус?! Я сейчас — трус? Но ведь я не для себя, но для них… Я умираю не потому, что… Я не боюсь, я не хочу ошибиться потом… Но они должны выключить, они обязаны выключить… Ну? Нет? Ну и… НОЛЬ…

Мужчина стоял спиной к свету фар и смотрел на лежащее у его ног тело женщины. Крови не было видно, и мужчина с трудом осознал, что женщина мертва. Проглотив в горле комок, он наклонился: лицо не пострадало, оно не было даже искажено… Приятное лицо, лет двадцать пять на вид… Проститутка дорожная, подумал мужчина. Попала под орудие производства…

Он вернулся к машине, взял фонарик и внимательно осмотрел бампер и крылья. Вмятин не было. Очень удачно.

Мужчина немного постоял, вслушиваясь в ночную туманную тишину, потом открыл багажник и вынул из футляра лазер.

“Никто ничего не…” — подумал он и нажал спуск. Раздался негромкий шипящий взрыв, мужчина чихнул от неприятного сладковатого запаха. Задержав дыхание, он спрятал лазер, сел в машину, включил кондиционер. Глотнул из бутылки, завел двигатель, и скоро габаритные огни потерялись в густом тумане.

За многие тысячи километров от этого места в маленькой комнатке на стоящем в углу странном приборе погасла вдруг зеленая лампочка, загорелась красная, и дрогнула единственная маленькая стрелка.

Здесь царило запустение, как и всюду: развалины, поросшие травой, ржавое железо, кучи хлама прямо на улицах, а в центре поселка — яма с гнилой водой, из которой торчали черные обрубки фонарных столбов.

Мальчишка-подросток остановился и огляделся с беспокойством: он искал людей, одновременно боясь их встретить. Он был грязен, и одежда его была грязна: драная куртка с чужого плеча и джинсы, перемазанные в глине. Слишком большая шапка с козырьком постоянно сползала на нос, и ее приходилось поправлять рукой.

Три месяца он блуждал по лесам и болотам. Бесконечно тянулись заросли мелкого вырождающегося леса, сменяясь такими же бесконечными заброшенными полями; изредка попадались пустые сараи или сгнившие стога сена. Долгие месяцы мальчишка не видел людей. Ему встречались лишь места Поглощения. Лето в этом году так и не наступило. Вслед за холодной весной сразу же пришла осень и длилась бесконечно. Тучи пыли, что поднимались в воздух во время Поглощения, закрывали Небо и Солнце. Мальчишка не помнил, какой теперь месяц. Но он надеялся, что до зимы далеко.

Здесь тоже произошел обвал, хотя и давно. Быть может, еще в самом начале катастрофы. Мальчишка осторожно двинулся вдоль бывшей улицы мертвого поселка и, вздрогнув, замер… На столбе висел хомосенсор. Экрана не было видно — лишь толстый металлический бок и паутинка антенны. Мальчишка боялся сделать шаг вперед, но уйти он боялся еще больше. Несмотря на холод, ему вдруг сделалось душно. Он провел рукою по лицу и, подпрыгнув по-заячьи, бросился к столбу. Все внутри сжалось: вот-вот раздастся сирена, похожая на вой собаки, и тогда придется бежать назад в пустой бесконечный лес без оглядки. Но прибор молчал. Столб уже рядом. И синий, блестящий маслянисто бок счетчика рядом, можно дотронуться рукой.

Мальчишка остановился. Еще шаг, и он увидит экран. Только один шаг. Мальчик стоял и не двигался. “Господи, пусть там будет цифра пять или шесть, я очень тебя прошу”, - пробормотал он и посмотрел в мутное, затянутое серым небо, хотя никогда не верил, что там кто-то может пребывать.

Потом, глотнув воздуха, он сделал этот последний шаг и взглянул на счетчик. На экране светилась яркая веселенькая шестерка. Мальчишка радостно хрюкнул и провел кулаком по глазам. В удачу не верилось. Вдруг прибор неисправен? Он дотронулся до стекла экрана, пальцы ощутили едва заметную вибрацию. Хомосенсор загудел громче, чуть рассерженно. Работает!

Мальчишка нетерпеливо завертел головой. Ну где же те пятеро, что живут здесь? Хотелось поскорее их увидеть. Кто они? Такие же беглецы или?…

Тут он приметил двух толстобрюхих лошадей. Стреноженные, они смешно подпрыгивали, переступая по лужайке, и недовольно фыркали, хватая губами желтую вялую траву.

А потом он увидел человека. Тот вытаскивал из полуразвалившегося дома мешок. Крыльцо с обрушенными столбиками напоминало упавшего на колени старика, и крыша сползла к земле, как козырек кепки. Чтобы вылезти, незнакомец присел на корточки и, выглянув из-под крыши-козырька, заметил гостя. Странный это был взгляд — без тени неприязни или беспокойства. Незнакомец вылез не торопясь, поставил мешок на землю, но не побежал проверять, сработал счетчик или нет, и даже не повернул головы в ту сторону.

— Куда ты идешь? — спросил он просто.

Казалось, природа больше не создает таких людей, предпочитая жир, тонкие кости и дряблую кожу, а этот возник из недр прошлого во время одного из Поглощений. В древности с него лепили Геракла, а может, он сам был ожившей бронзой, и так неуместны были на нем старый, весь в дырках свитер и хлопчатобумажные брюки.

Мальчишка смотрел на него снизу вверх и улыбался. Он давно не улыбался, и губам было непривычно.

— Куда идешь? — повторил гигант свой вопрос.

— Не знаю… то есть… я бы хотел… Я слышал, что нужно двигаться за перешеек, на север… Говорят, там не произошло очувствления структуры…

— Я иду туда. Меня зовут Ситмах, — и гигант протянул руку.

Пальцы мальчика утонули в его ладони.

— Алекс… — пробормотал паренек. — То есть Саша… Или Шура. Все равно… А вы… Вы знаете, куда ехать? — говорить тоже было непривычно — не находилось нужных слов, лезли какие-то бесполезные и просились на язык.

Ситмах кивнул и принялся складывать лежащее на крыльце барахло в мешок. Многое он отбрасывал, и в углу росла груда покрытых плесенью оберток, мутных пузырьков и бутылок.

— Эй, Ситмах, это что за гость пожаловал? — раздался сзади насмешливый и в то же время раздраженный голос.