Николай Зенькович - Тайны ушедшего века. Власть. Распри. Подоплека

Вопрос преемственности руководства, судя по документу, беспокоил и Романова. Однако вопреки ожиданиям, навеянным все той же народной молвой, приписывавшей Романову роль соперника Горбачева, в рабочей записи заседания Политбюро не содержится даже намека, подтверждающего эту распространенную в народе версию. Наоборот, Романов заявил, что именно Горбачев является тем единственным среди них человеком, который способен полностью обеспечить преемственность руководства в партии.

Кунаев:

— Как бы здесь не развернулось обсуждение, коммунисты Казахстана будут голосовать за избрание Генеральным секретарем ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачева…

Пономарев:

— Для такого поста исключительно важна теоретическая подготовка человека, его идейная выдержанность, его умение поддерживать связи с массами. Всеми этими качествами в полной мере владеет Михаил Сергеевич Горбачев…

Кузнецов:

— Полностью поддерживаю предложение, которое внесено сегодня на заседании Политбюро… Мы желаем Михаилу Сергеевичу Горбачеву больших успехов…

Демичев:

— Уверен, что мы делаем сегодня совершенно правильный выбор…

Что касается молодых членов партийного руководства, то они выдавали такие заливистые трели — впору самым голосистым соловьям.

Лигачев:

— Михаил Сергеевич Горбачев, несомненно, обладает всеми чертами крупного политического деятеля… Его выдвижение вызовет чувство гордости в нашем народе, поднимет авторитет Политбюро ЦК КПСС.

Рыжков:

— Я считаю, что мы сегодня принимаем совершенно правильное решение. М. С. Горбачев хорошо знает вопросы общей экономики. Это исключительно важно для Генерального секретаря ЦК КПСС… Мы, Михаил Сергеевич, будем всегда вашими верными помощниками.

Долгих:

— Я целиком и полностью согласен с товарищами, внесшими предложение о выдвижении кандидатуры М. С. Горбачева на пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Все мы едины в том мнении, что у него за плечами не только большой опыт, но и будущее…

Выступили также Соломенцев, Алиев, Воротников, Чебриков, Шеварднадзе, Зимянин, Капитонов, Русаков. И каждый привносил в коллективный портрет генсека свою черточку. Кто отмечал «острый аналитический ум», кто «огромный и разносторонний опыт», кто «скромность и простоту».

Выслушав дифирамбы в свой адрес, Горбачев сказал, что воспринимает все слова с чувством огромного волнения и переживания. Он отметил: самое главное и самое важное состоит в том, что заседание Политбюро проходит в духе единства.

— Нам не нужно менять политику, — произнес Горбачев. — Она верная, правильная, подлинно ленинская политика… Заверяю вас, что я сделаю все, чтобы наладить нашу дружную работу…

Вы удивлены, читатель? Разочарованы? Получается, что не было никакой борьбы за пост генсека? И то историческое заседание Политбюро, оказывается, прошло в обстановке единства и сплоченности? А как же разговоры насчет Гришина и Романова, которых якобы прочили на место скончавшегося Черненко, насчет яростной борьбы, о которой рассказывал Лигачев на XIX партконференции в 1988 году?

Судя по совершенно секретному документу, исполненному в одном экземпляре, ничего подобного на Политбюро не происходило. Так ли это?

Вот и верь после этого документам!

У русского человека неистребима святая вера в документ. Особенно в архивный. А если он имеет гриф секретности, да еще пометку, что исполнен в единственном экземпляре, да еще касается переломных моментов, связанных с переменой власти в Кремле, — замри и ляг!

Увы, абсолютно объективных документов не бывает. Их тоже сочиняют люди. И нередко в угоду сиюминутной политической ситуации. Как запоминающе выразился один современный философ, абсолютно беспристрастна лишь таблица умножения, но и в ней одни любят четные числа, а другие, наоборот, нечетные.

Политика, конечно, несколько сложнее, нежели таблица умножения. В этом убеждаешься при внимательном прочтении документа, от грифов которого захватывает дух.

Итак, выслушав своих соратников, Горбачев подвел итоги обсуждения первого вопроса:

— Здесь высказались все присутствующие члены Политбюро, кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК. Поэтому, насколько я понимаю, мнение ваше единодушное, и мы можем выйти на Пленум ЦК КПСС, который откроется через 30 минут, с единой рекомендацией.

«Который откроется через 30 минут…». Прошу обратить внимание на эту деталь, свидетельствующую, что заседание Политбюро проходило за полчаса до пленума. На документе стоит дата проведения Политбюро — 11 марта 1985 года.

— Правильно, — одобрили члены Политбюро заключительные слова Горбачева.

— Видимо, будет целесообразно, учитывая, что А. А. Громыко выступил сегодня первым, поручить ему внести одобренное Политбюро предложение на рассмотрение Пленума ЦК КПСС, — сказал Горбачев.

И снова рабочая запись заседания фиксирует одобрительные возгласы членов Политбюро:

— Правильно, можно это поручить Громыко.

После принятия постановления по первому вопросу, перешли к обсуждению второго — о внеочередном Пленуме ЦК КПСС. Сообщение Горбачева в рабочей записи имеет такой вид:

— Есть предложение созвать внеочередной Пленум ЦК КПСС 11 марта 1985 года. На рассмотрение пленума внести один вопрос — об избрании Генерального секретаря ЦК КПСС. Я думаю, мы сделаем таким образом: рассмотрим все подготовленные организационные вопросы до начала пленума, а в 17 часов начнем пленум в зале заседаний пленумов ЦК. К этому времени, я думаю, все участники пленума смогут прибыть в Москву.

Вы что-нибудь понимаете, читатель? Если заседание проходит 11 марта, а именно эта дата стоит в документе, то как можно вносить предложение о созыве внеочередного пленума… тоже 11 марта? К тому же при обсуждении первого вопроса Горбачев сказал, что пленум откроется через 30 минут, и в оставшиеся полчаса предлагает рассмотреть все подготовительные организационные вопросы и полагает, что за это время, т. е. за 30 минут, в Москву смогут прибыть все участники пленума.

Здесь явно что-то не так. Ощущение абсурдности усиливается при ознакомлении с обсуждением третьего пункта повестки дня — об организации похорон Черненко. В документе зафиксированы произнесенные Горбачевым следующие слова:

— Вносится предложение передать извещение по телевидению и радио 11 марта в 14 часов и опубликовать в печати 12 марта…

Позвольте, спросит внимательный читатель, как можно назначать время оповещения страны о кончине главы государства на 14 часов, если известно, что этот вопрос обсуждался не ранее 16.30 того же дня?

В самом деле, как такое могло случиться? Ответ один: заседаний Политбюро было несколько, и проводились они в разное время. А документ составили один, второпях не обратив внимания на нестыковку и прочие несуразности.