Николай Зенькович - Тайны ушедшего века. Власть. Распри. Подоплека

Для Кремля не было секретом, что у Хонеккера проблемы со здоровьем. Во время операции в июле 1989 года его дважды подвергали полному наркозу в течение двух суток беспрерывно. Догадки соратников о последствиях для его умственной деятельности тут же становились известными советскому руководству. Веселое оживление среди членов Политбюро ЦК КПСС вызвало спецсообщение из Берлина о скандале, связанном с именем К. Наумана. Этот высокопоставленный деятель СЕПГ, настроенный против Хонеккера, будучи в сильном подпитии на одном из берлинских предприятий, публично обозвал главного «партайгеноссе» гномом-импотентом. Наумана с позором изгнали со всех его постов.

Разногласия между Берлином и Москвой усиливались. Было очевидно, что Хонеккер, поддерживаемый небольшой группой ближайших сподвижников, не намерен корректировать свой политический курс. Считалось, что престарелый, выживший из ума восточногерманский лидер судорожно пытается удержать личную власть.

Хонеккер отвергал эти обвинения:

— Падет ГДР — падет весь наш военно-политический блок. Мы будем стоять до конца.

На глазах разваливалась могущественная крепость, именуемая Варшавским Договором. Старик ронял нелестные слова о Горбачеве, отступившемся от своей подписи, поставленной в 1985 году под протоколом о продлении Договора на следующие 20 лет с пролонгацией еще на 10 лет.

Словом, поводов для раздражения «старшего брата» старина Эрих давал предостаточно. Но, что самое удивительное, «старший брат» все это терпеливо сносил. Выяснилось, что еще в 1986 году В. Кроликовский через посла Кочемасова обращался к Горбачеву с просьбой о поддержке противников Хонеккера. Такое же предложение вносили позднее, будучи в Москве, В. Штоф, А. Нойман, Э. Мильке и другие. Эти и подобные им обращения Горбачев оставлял без ответа.

Услышали ли оппоненты Хонеккера долгожданный сигнал к действиям во время последней встречи Горбачева с членами политбюро ЦК СЕПГ в Берлине? По свидетельству Г. Шахназарова, пожалуй, ни в одной другой беседе с лидерами восточноевропейских стран Горбачев не изъяснялся столь прямо и столь жестко, сказав примерно следующее:

— СЕПГ, ГДР имеют немалые успехи. Но сейчас не только Советский Союз, социалистические страны, весь мир вступает в новую эру. В вашем обществе накоплен большой запас энергии, нужно найти ему достойное применение, дать выход. Если это не будет сделано, люди начнут искать свои способы самовыражения. Лучше проводить реформы сверху, чем ждать, пока знамя перемен перехватят враждебные политические силы.

Шахназарову тогда показалось, что большинство членов Политбюро приняли эти высказывания с одобрением, может быть, не столько из-за полного согласия с ними, сколько из общего чувства неудовлетворенности руководством Хонеккера в последние годы:

— Много у них накопилось претензий к своему лидеру, они уже готовили ему замену, и нажим высокого московского гостя облегчил решение задачи.

Нажим все-таки, получается, был?

«Овес-то, барин, нынче дорог…»

Мальта была местом, где Горбачев впервые встретился с американским президентом Бушем. Взошедший на капитолийский холм в ноябре 1988 года, Буш ровно год держал советского лидера на отдалении. Он даже уклонился от встречи с Горбачевым, когда тот посетил Вашингтон в декабре 1988 года для выступления в ООН. Расчет Горбачева завязать диалог с новым президентом США тогда успехом не увенчался — Буш поприсутствовал лишь (как вице-президент) на встрече генсека КПСС с уходившим со своего поста Рейганом.

И только через год новый американский президент изменил свое сдержанное отношение к советскому лидеру и дал согласие на встречу с ним. Бывший директор ЦРУ поначалу не верил в горбачевские перемены, подозревая очередного кремлевского вождя в хитроумном замысле получить перемирие в «холодной войне», что-то вроде нового Брестского мира, заключенного Лениным в 1918 году.

Однако поездки в июне 1989 года в Польшу и Венгрию, а также анализ происходящего в СССР привели Буша к пониманию того, что объявленная Горбачевым перестройка вне его субъективных намерений приобретает все более устойчивую тенденцию к выходу далеко за рамки социалистического выбора. Наверное, со стороны это было более заметно.

Буш, как он потом признавался, хотел лично убедиться в правильности своих представлений об отсутствии у советского президента намерений препятствовать переменам, набиравшим силу в Восточной Европе, в советской Прибалтике и других регионах. Что он в этом убедился, видно из записанного в 1991 году диалога с маршалом Ахромеевым. На Мальте было недвусмысленно сказано: США будут строить свои отношения с СССР в зависимости от того, какую позицию он займет в связи с возможным объединением Германии.

Кредиты! Возможность финансовой помощи победила все сомнения. Казна была пуста, денег катастрофически не хватало, хотя Горбачев не вылезал из зарубежных поездок, где выклянчивал в долг. Давали — но под определенные обязательства.

Сторонники этой версии — Горбачев раздавал обещания налево и направо, лишь бы получить инвестиции, без которых в стране, впервые за послевоенное полстолетие посаженной на продовольственные и промтоварные карточки, ввергнутой в смуту и хаос, могло вспыхнуть массовое недовольство, способное смести режим неутомимого краснобая, — приводят в подтверждение любопытный аргумент.

На Западе опубликовано содержание разговора между Гельмутом Колем и Михаилом Горбачевым во время его поездки в июне 1989 года в ФРГ. Встреча состоялась на вилле германского канцлера. Как рассказывает Коль, вспоминали о детстве и о годах войны, обменивались мнениями о том, какие богатые возможности открываются для будущего сотрудничества ФРГ и Советского Союза.

Горбачев поделился картинками своего детства. Он хорошо помнил приход немцев в свою станицу в годы войны. Ему, двенадцатилетнему пацану, приходилось ощипывать гусей для прожорливых немецких солдат. Гусей требовалось много, силенок, а главное, сноровки у парня не хватало, и он опасливо прислушивался к понукивающим голосам людей в военной форме. Может, оттуда, из детства, это испуганное замирание при звуке чужой речи?

Коль тоже рассказал о своих детских впечатлениях, травмировавших душу, когда советские войска пришли в его фатерлянд — для мщения. Не все освободители отличались гуманностью и состраданием.

Затем, после того, как оба настроились на ностальгический лад, Коль начал говорить о германском единстве.

— Так же, как Рейн течет к морю, ход истории неотвратимо ведет к воссоединению Германии, — произнес канцлер. — Конечно, можно было бы попытаться построить на Рейне плотину, но река выйдет из берегов и продолжит свой путь под плотиной. Именно так обстоит дело и с восстановлением страны. Конечно, господин Горбачев может задержать этот процесс на долгие годы…